|
2. Событие 18 сентября
Как только революционные организации Аньту вступили в нормальную колею своей жизни, я с целью расширения этих успехов направлялся летом и ранней осенью 1931 года в местные организации Хэлуна, Яньцзи, Ванцина и их окрестностей, вел там работу по объединению масс, распыленных после восстания 30 мая. Сделав Дуньхуа опорным пунктом своей деятельности и установив связь с Аньту, Лунцзином, Хэлуном, Люшухэ, Дадяньцзы, Минюегоу и другими местностями, я развернул работу во всю ширь. А тут вспыхнуло событие 18 сентября. Тогда я проводил работу с комсомольскими активистами в селе близ Дуньхуа. Ранним утром 19 сентября Чэнь Ханьчжан прибежал в село, где я остановился, и сообщил, что Квантунская армия атаковала Мукден. — Война! Японцы наконец развязали войну! — воскликнул он, задыхаясь, будто несет великую тяжесть на плечах, и бессильно плюхнулся на завалинку. Этот крик «Война!» вырвался из груди Чэнь Ханьчжана слишком трагично, как крик о самой страшной в жизни беде. Это событие предвиделось уже давно, и возникло оно примерно в предположенное нами время. Но все-таки я испытал от этой вести такое потрясение, будто у меня оборвалось сердце. Я предчувствовал, что обрушится беда на корейскую нацию и сотни миллионов китайцев и произойдут крупные перемены также и в моей судьбе. Позже по разным каналам нам стали известны подробности этого события. Ночью 18 сентября 1931 года была взорвана железная дорога в Лютяогоу западнее Бэйдаина в Шэньяне, принадлежавшая японской Компании маньчжурской железной дороги. Под абсурдным предлогом, что, мол, войска Чжан Сюэляна взорвали железную дорогу и напали на японский гарнизон, империалисты Японии предприняли внезапную атаку и заняли одним махом Бэйдаин, а утром 19-го числа захватили даже мукденский аэродром. Вслед за Шэньяном были заняты один за другим такие крупные города Северо-Востока Китая, как Аньдун, Инкоу, Чанчунь, Фэнчэн, Гирин и Дуньхуа, Квантунской армией и дислоцированными в Корее войсками, которые переправились через реку Амнок. Не прошло и пяти дней, как японские агрессивные войска оккупировали почти все обширные районы провинций Ляонин и Гирин и ринулись в направлении Цзиньчжоу, расширяя дальше зону боевых действий. Это была молниеносная скорость в буквальном смысле этого слова. Японские империалисты, выдавая черное за белое, переложили на китайскую сторону ответственность за это событие, но люди мира не верили распространяемым ими слухам. Они слишком хорошо знали природу японских самураев, набивших руку на хитрых интригах. Как признали позже сами те, кто состряпал событие, спецслужба Квантунской армии была зачинщиком, который взорвал железную дорогу, принадлежавшую Компании маньчжурской железной дороги, и зажег фитиль события 18 сентября. Поэтому тогда мы опубликовали в печати статьи и разоблачали, что инцидент в Лютяогоу является заговором и гнусной интригой японских империалистов, намеревающихся поглотить Маньчжурию. Утром 18 сентября 1931 года, когда Квантунская армия вступила в состояние выжидания накануне Маньчжурского события, один из организаторов инцидента полковник Тохихара Гендзи (начальник шэньянской спецслужбы) вдруг появился в Сеуле. Он пошел к Канде Масатанэ, высшему штабному офицеру командования японских войск в Корее, и сказал, что посетил его, чтобы избавиться от назойливых журналистов. Так он объяснил цель своего визита окольным путем. То есть он заранее укрылся в Корею потому, что множество журналистов будет мучить его надоедными вопросами, когда вспыхнет Маньчжурское событие. Как известно, в один и тот же час генерал армии Ватанабэ Дзётаро, начальник главного штаба военно-воздушных сил Японии, посетил Сеул и вместе с генералом армии Хаяси Сэндзюро, командующим японскими войсками в Корее, проводил свой отдых, устроив банкет в великолепном ресторане «Пэгунчжан». Следовало бы сказать, что это было слишком спокойное и беспечное времяпрепровождение для тех, кто подготовил такой сногсшибательный инцидент, как Маньчжурское событие. Читаешь исторические записи об этом, невольно вспоминаешь то, что Трумэн отдыхал на даче, когда возникла корейская война. Мы можем найти общность в событии 18 сентября и корейской войне, в этих отличных друг от друга войнах, не только в том, что та и другая кампании начались внезапно без объявления. В облике организаторов этих двух инцидентов можно найти также общие характерные черты — коварность и циничность, агрессивность и поработительскую сущность, свойственные империалистам, которые стремятся установить господство над другими странами. Иные люди называют историю нагромождением неповторимых событий. Мы вместе с тем не можем совсем игнорировать сходство и общую тенденцию, существующие между отдельными событиями. Нам было совершенно ясно, что Япония спровоцирует такой инцидент, как событие 18 сентября, и поглотит Маньчжурию. Когда японские империалисты сфабриковали дело гибели Чжан Цзолина от взрыва, мы предчувствовали это. Когда случился Ваньбаошаньский инцидент и возникло грозное противоборство между корейским и китайским народами, предчувствовали и это. Когда была инсценирована «пропажа» капитана Накамура, который, будучи офицером, принадлежащим к штабу Квантунской армии, занимался шпионской деятельностью под вывеской «агронома», мы предчувствовали также и это. В частности, я получил сильный толчок от Ваньбаошаньского инцидента. Ваньбаошань — небольшое село, расположенное примерно в 28 — 32 километрах к северо-западу от Чанчуня. Ваньбаошаньским инцидентом был конфликт, происшедший между корейскими переселенцами и китайскими коренными жителями этого села из-за оросительного канала. Для превращения полей в заливные рисовые корейские переселенцы рыли канал, чтобы провести сюда воды реки Итунхэ. А этот канал ущемлял поля китайских коренных жителей. Вдобавок река могла бы выйти из берегов в сезон затяжных дождей, если ее запрудить. Поэтому коренные жители выступили против этого строительства. Тут японцы подбили корейских крестьян форсировать строительство, в результате чего расширился конфликт. Дело дошло до того, что конфликт распространялся даже на Корею и повлек за собой человеческие жертвы и разрушение имущества. Был искусно использован для разжигания национальной розни локальный конфликт, который мог бы нередко возникать в деревне. Если бы японцы не сеяли раздоров или был бы среди корейских и китайских крестьян передовой человек, способный рассуждать разумно, то конфликт ограничился бы простой ссорой и не перерос бы в драку, сопровождавшуюся погромом. Вследствие этого инцидента возникли еще большее недоразумение, недоверие и вражда между корейским и китайским народами. Тогда я думал и думал всю ночь напролет: «Зачем затевать кровавую драку народам двух стран, страдающим почти одинаково по вине японских империалистов? Какое это безобразие, что они с таким отчаянием ведут жестокое «междоусобие» из-за ничтожной канавы в час, когда нации обеих стран должны встать на совместную борьбу рука об руку под большим девизом — антияпонская война! Почему, по чьей вине произошел такой несчастный случай? Кому это на руку и кому оно вредно?» И вдруг пришла мне в голову мысль, что этот инцидент является состряпанным заранее фарсом, прелюдией к наступающему поразительному событию. Прежде всего было подозрительно, что чиновники японского консульства в Чанчуне вмешивались в случайный конфликт крестьян и выступали в «защиту» интересов корейцев. В самом деле смехотворной политической карикатурой стало перед лицом мира то, что японцы, которые отняли в Корее сельскохозяйственные угодья посредством грабительского «закона о земельном кадастре» и проводили губительную аграрную политику, вдруг превратились в покровителей наших крестьян и «защищали» их интересы. Вызвал подозрение и тот факт, что Чанчуньский филиал редакции газеты «Кенсон ильбо» поспешно сообщил в свою редакцию о конфликте в Ваньбаошане, а внутри страны торопились с печатанием и распространением экстренного номера. Зачем все это? Может быть, хитрые и коварные стратеги империалистической Японии плели потрясающий заговор, ловко пользуясь незначительным местным конфликтом в целях разжигания розни между народами двух стран — Кореи и Китая, и добились своего? Если это так, то зачем им нужен был этот заговор?.. Когда мы приводили в порядок революционные организации в глухой местности Аньту, японские империалисты, несомненно, спешили подготовить что-то. Довела китайско-японские отношения до грани войны «пропажа» капитана Накамура, происшедшая летом того же года, когда не утихли еще отзвуки Ваньбаошаньского инцидента. Одновременно с этим инцидентом что ни день возникали в самой Японии необыкновенные происшествия. Молодые офицеры Токио, собравшись в синдоистском храме «Яскуни», совершили жертвоприношение духу умершего капитана Накамура и нарисовали собственной кровью государственный флаг с изображением восходящего солнца, повесили этот флаг над храмом и раздували военный психоз среди населения. А органы всех мастей и разновидностей, причастные к Маньчжурии, устраивали сов местный митинг всех групп, посвященный маньчжурско-монгольскому вопросу, и поднимали шумиху, крича во все горло, что маньчжурско-монгольский вопрос можно решить только с применением силы. Тогда я рассуждал, что агрессия японского империализма против Маньчжурии является вопросом времени. Было немало оснований сделать такой вывод. После захвата Кореи поглотить Маньчжурию и Монголию, а потом захватить весь Китай и дальше установить господство над всей Азией — это была основная государственная политика Японии. Так было определено и в «докладе Танаки императору». Согласно этой государственной политике беспрепятственно двигалась военная машина милитаристской Японии, ослепленной претензией стать властелином Восточной Азии. Под предлогом «пропажи» капитана Накамура японские империалисты сосредоточили силы Квантунской армии в Шэньяне и готовились к наступлению. В то время Чэнь Ханьчжан был охвачен крайней тревогой. — Японская армия нападет сейчас же, поглотит Маньчжурию, а у нас одни только голые руки. Как нам быть? — спросил он отчаянно. Он возлагал известную надежду на гоминьдановскую военщину Чжан Сюэляна. — Пусть до сих пор она проявляла нерешительность, но когда государственная власть подвергнется посягательству, будет вынуждена сопротивляться, хотя бы из-за своей репутации перед китайской нацией и под давлением сотен миллионов китайских граждан, — сказал он. Я ему ответил, что это бредовая мечта — надеяться, что гоминьдановская военщина будет сопротивляться. — Вспомните те дни, когда возник инцидент гибели Чжан Цзолина от взрыва. Было ясно, что это дело рук Квантунской армии, и были улики. Но тем не менее тогда военщина Северо-Восточного Китая не уточнила факт и ни единым словом не привлекла Квантунскую армию к ответственности. Даже в зал с гробом покойного принимала японцев, явившихся выразить соболезнование. Нельзя расценивать это просто как проявление серьезности, слабости и нерешительности. Гоминьдан лезет из кожи вон в попытках уничтожить компартию и карать Рабоче-крестьянскую красную армию, он перебрасывает сотни тысяч войск на Центральный советский участок Цзянси. Гоминьдан намерен разгромить компартию и Рабоче-крестьянскую красную армию, даже выделив часть территории страны японским империалистам. Ликвидировать коммунистические силы, прежде чем бить внешних врагов, и усмирить первым делом политическую ситуацию внутри страны, — вот что такое линия Гоминьдана. Слепо следует этой порочной линии Чжан Сюэлян, который окончательно склонился на сторону Гоминьдана после гибели своего отца от взрыва. Следовательно, не будет сопротивления, и напрасно надеяться на него, — объяснил я. Чэнь Ханьчжан серьезно прислушивался к моим словам, но не выразил согласия. Он сказал, что пусть военщина Чжан Сюэляна следует линии Гоминьдана, но вряд ли он не будет сопротивляться агрессорам даже сейчас, когда эта военщина полностью потеряет Северо-Восток — свою военно-политическую и экономическую базу. И он не отказался от надежды на военщину. В такой-то вот момент разразилось событие 18 сентября и армия Чжан Сюэляна, насчитывающая сотни тысяч солдат, отдала Шэньян без всякого сопротивления. И не случайно Чэнь Ханьчжан прибежал ко мне с мертвенно-бледным лицом, сжав кулак. — Товарищ Сон Чжу, я был наивным фантазером, несмышленышем, — произнес он, дрожа всем телом. Каким я был наивным! Думал, что будет защищать Северо-восток такой человек, как Чжан Сюэлян. Он трус и генерал разбитой армии, предавший доверие китайской нации и отказавшийся от антияпонской войны. Когда я был в Шэньяне, весь город был занят войсками военщины, весь был наполнен ими. На всех улицах кишмя кишели солдаты с винтовками нового образца на плечах. И вот эта большая армия отступила, не выстрелив ни одного патрона. Какой позор! Как это понимать? — продолжал он, взволнованный, пеняя на себя. Утром того дня Чэнь Ханьчжан, всегда спокойный и рассудительный во всяком деле, не мог унять волнение и кричал хриплым голосом. Впоследствии Чжан Сюэлян выступил за антияпонскую войну и внес свой вклад в сотрудничество Гоминьдана и компартии, но была недоброй его репутация во время Маньчжурского события. Я пригласил Чэнь Ханьчжана в комнату и уговаривал его тихим голосом: — Успокойтесь, товарищ Чэнь. Ведь мы же и сами предвидели, что японская армия вторгнется в Маньчжурию. Стало быть, незачем так шуметь. Теперь нам следует хладнокровно следить за развитием событий и вести соответствующую подготовку. — Конечно, надо так делать. Но меня взяла такая
обида и досада. Кажется, я возлагал слишком
большую надежду на этого Чжан Сюэляна. Всю ночь не мог глаз сомкнуть.
Промучился всю ночь без сна и вот
прямо прибежал сюда. Товарищ Было естественно, что он так обиделся и горевал, думая о трагической участи, которая постигла его нацию. Это было чувство чистое, какое могут ощущать только те, кто любит отечество, это было их неотъемлемое священное право. Когда-то я тоже тайком проливал слезы в сосняке родного края, думая о Родине, растоптанной японскими самураями. Помню, это было воскресным вечером. Я был в Пхеньяне и увидел там незнакомого старика, он лежал на улице весь в крови, истерзанный кованым сапогом японского полицейского. Вернувшись домой, я целый день не мог унять обиду и просидел на сопке Манген до заката солнца. «Наша страна славится древней, пятитысячелетней историей. Как же она покрыла себя таким позором, будучи порабощенной в один прекрасный день?! Как смыть этот позор?» — думал я тогда с горечью на душе подобно Чэнь Ханьчжану. Оказалось, и я и Чэнь Ханьчжан испытывали на себе один и тот же позор. Раньше нас сблизила общность идеалов, а теперь удесятерила нашу дружбу общность положения. Как говорится, взаимное сочувствие у несчастных людей. Можно сказать, что люди глубже понимают друг друга и еще теснее дружат и сближаются в беде. В прошлом народы и коммунисты Кореи и Китая столь легко подружились, как родные братья, благодаря общности положения, цели и дела. Коммунисты обеспечивают прочную интернациональную солидарность во имя общей цели борьбы — освобождения человечества и его блага, тогда как империалисты добиваются временного соглашения ради прибылей. Я воспринял горесть Чэнь Ханьчжана как свою собственную горечь, трагедию китайской нации — как трагедию корейской нации. Положение изменилось бы, если бы Чан Кайши, Чжан Сюэлян, другие политические и военные правители, в чьих руках находились сотни тысяч и миллионы войск, обладали такими патриотическими чувствами и проницательностью, какие имел один юноша из Дуньхуа. Если бы они ставили судьбу нации выше собственных интересов и интересов своих группировок и подняли вооруженные силы и все народные массы на антияпонскую войну, выступая не против коммунистов, а за сотрудничество с ними, то смогли бы пресечь агрессию японского империализма на первых порах и с честью защитить территорию своей страны и свой народ. Однако они закрыли глаза на судьбы отечества и нации. Еще до нападения Японии на Маньчжурию Чан Кайши отдал Северо-Восточной армии Чжан Сюэляна письменный приказ: «В случае провокации со стороны японских войск придерживаться серьезности и всячески избегать столкновения», и тем самым заранее сдержал сопротивление армии. Позже это вызвало гнев сотен миллионов китайцев. И после возникновения события 18 сентября Нанкинское правительство Чан Кайши опубликовало капитулянтское заявление, что армия и народ Китая не должны сопротивляться японским войскам, а должны сохранять спокойствие и проявлять терпеливость. Это снизило боевой дух армии и народа Китая. Судьба Маньчжурии была предопределена еще до события 18 сентября. Помимо того, Нанкинское правительство послало своего представителя в Токио и проводило тайные переговоры с японским правительством. На переговорах чанкайшисты без колебания совершили предательский акт, дав японским империалистам согласие на уступку им зоны советско-китайской границы при условии отказа Японии от захвата других районов Китая. Чан Кайши, махнув рукой на свое достоинство как главы государства, прославленного сотнями миллионов населения и площадью территории в несколько миллионов квадратных километров, без всякого стеснения позволил себе такой безрассудный поступок, что выделил японцам крупную часть своей государственной территории. Это объясняется тем, что он боялся дула винтовки народа своей страны, выступающего против помещиков, компрадорской буржуазии и гоминьдановского чиновничества, больше, чем японской пушки. Так трехсоттысячные войска северо-восточного края Китая, отступая под натиском частей Квантунской армии, численность которых не превышала даже двадцать пятой части их вооруженных сил, обратились в бегство, бросив всю обширную территорию Маньчжурии с ее несметными природными богатствами. — Теперь нельзя больше верить в какую-либо партию, военщину или политические силы. Надо верить только в самих себя и в свои собственные силы. Общая ситуация требует от нас вооружить народные массы и встать на антияпонскую войну. Путь к выживанию у нас один — взять в руки оружие, — сказал я Чэнь Ханьчжану, рыдавшему от обиды за обреченную страну. Он молча крепко пожал мне руки. Тогда я целый день провел вместе с ним, стараясь улучшить его настроение. А что касается обиды за обреченную на тяжкие беды страну, то я испытывал ее больше, чем он. У него была отнята лишь часть отечества, а у меня — вся моя Родина целиком. Я был сыном народа, потерявшего всю свою страну. Он упрашивал меня поехать к нему домой. И на следующий день мы отправились вместе в Дуньхуа... Событие 18 сентября потрясло не только Корею и Китай, а и весь мир. Мир, который был ошеломлен захватом Японией Кореи, снова вопил от канонады 18 сентября. Человечество сочло эту канонаду началом новой мировой войны. А Япония изображала это событие как случайный локальный конфликт, который можно разрешить переговорами между Китаем и Японией, но люди мира не верили этой версии. Справедливая мировая общественность осуждала нападение Японии на Маньчжурию как вопиющую агрессию против суверенного государства и требовала от Японии вывода своих войск из оккупированного ею района. Однако империалисты, и прежде всего американские, держались позиции сочувствия японским агрессорам, надеясь втайне, чтобы острие атаки Японии повернулось на Советский Союз. Лига Наций послала в Маньчжурию комиссию по расследованию во главе с Литтоном, но и эта миссия не стала на стороне справедливости, четко не отличила черное от белого и, придерживаясь туманной позиции, не определила Японию агрессором. Падали духом сотни миллионов людей из-за того, что канонада войны потрясала материк и могучая и крупная армия военщины Чжан Сюэляна рухнула в один прекрасный день и совершила общее отступление под напором яростно атакующих японских полчищ. Миф о «непобедимой императорской армии», порожденный победами Японии в войнах с цинским Китаем и Россией, стал реальной действительностью на глазах у всех. Наряду с пламенным гневом волны страха охватили не только Корею и Маньчжурию, но и весь азиатский континент. В этих волнах страха полностью обнажили свою сущность все вооруженные и политические силы, революционные организации, патриоты и знатные люди всех мастей и разновидностей. Событие 18 сентября загнало в горную глушь большинство остатков сил Армии независимости, оказавшейся в состоянии краха, и толкало на сторону японских империалистов тех людей, которые кричали одно время о выращивании «реальных сил». Когда бойцы Армии независимости возвращались в родные края, зарыв в землю пропитанные потом винтовки и втянув головы в плечи, национал-реформисты орали о сотрудничестве с Японией. Патриоты, публиковавшие то и дело декларацию независимости и кричавшие о спасении страны сопротивлением, поспешно эмигрировали за границу, распевая песню «Тоскую по родимой стороне». Нашлись и деятели движения за независимость, которые, бросив опорные пункты своей деятельности и следуя за отступающей армией Чжан Сюэляна, бежали в Цзиньчжоу, Чаншу и Сиань. С канонадой 18 сентября быстрыми темпами происходил внутри нации сложный процесс разложения, отличающий патриотизм от предательства, антияпонские элементы от прояпонских, самоотверженность от приспособленчества. Каждый по своему взгляду на жизнь пристал к положительному или отрицательному полюсу. Маньчжурское событие сыграло роль своего рода пробного камня, проявившего настроение и подлинное лицо каждого члена нации. Тогда в Дуньхуа мы вместе с Чэнь Ханьчжаном несколько Дней обменивались мнениями о событии 18 сентября. Вначале мы тоже, собственно, растерялись, и даже очень. Правда, мы без труда сделали вывод, что настала пора взять в руки оружие, но не знали, что и как начинать в обстановке, когда нахлынули лавиной японские войска. Но вскоре самообладание наше восстановилось, и мы стали хладнокровно следить за ходом развития событий. В то время я много думал о том, какое влияние окажет на корейскую революцию агрессия японского империализма в Маньчжурии. Нам пришлось столкнуться лицом к лицу с врагом в результате того, что японские войска вторглись в Маньчжурию и оккупировали ее. Правда, японские власти, используя как рычаг «соглашение Мицуи», в течение нескольких лет подвергали жестоким репрессиям деятелей движения за независимость и коммунистов Кореи с помощью китайской реакционной военщины. Но были редки случаи, когда японская армия и полиция, находившиеся в Корее, проходили в Маньчжурию через границу. По соглашению, заключенному с Китаем, переход японской армии и полиции через границу был принципиально запрещен. Поиском и захватом корейских коммунистов в Маньчжурии занимались, главным образом, полицейские японского консульства, находившиеся в Маньчжурии. До возникновения Маньчжурского события японские войска, оккупировавшие Корею, не могли войти в Маньчжурию. Япония, эвакуируя свои войска, вторгшиеся в Сибирь во время гражданской войны в России, оставила в Хуньчуне две роты с разрешения китайской стороны. Это были все вооруженные силы японской оккупационной армии в Корее, дислоцированные в Северо-Восточном Китае. Однако с событием 18 сентября Маньчжурия превратилась в арену бесчинств японской армии. Из Кореи, Шанхая и Японии хлынули потоком в Маньчжурию десятки тысяч японских войск. Маньчжурский материк превратился в передний край фронта, где воюющие стороны действовали вперемешку. Значит, на самом деле граница, разделившая Корею и Маньчжурию, была устранена вторжением японской армии. Оккупация Маньчжурии японскими войсками, несомненно, создала бы серьезное препятствие на пути нашей борьбы, развернувшейся при опоре на эту местность. Одна из главных целей агрессии Японии против Маньчжурии состояла в том, чтобы подавить национально-освободительную борьбу корейского народа, растущую в этом районе, и облегчить себе сохранение безопасности в Корее. Следовательно, мы должны были учитывать, что впредь нам придется развернуть свою деятельность под угрозой японской армии и полиции во многих отношениях. Я полагал, что бич «нового закона о безопасности», применяемого внутри Кореи, обрушится и на голову корейцев в Маньчжурии. Когда Япония создаст марионеточное государство в Маньчжурии, это тоже может стать для нас своего рода большим барьером. В самом деле позже и стало серьезным препятствием в нашей деятельности существование Маньчжоу-Го, состряпанного Японией. Оккупация Маньчжурии Японией ввергнет в пучину бедствий сотни тысяч корейцев-эмигрантов, заживших в этом районе, устраивая свою жизнь. Корейские переселенцы опять лишатся свободы жить в местности, где нет японских самураев, без ярма правления генерал-губернаторства. И станет напрасным то, что они покинули родной край и перебрались на немилую чужбину с надеждой построить новую жизнь. Однако в связи с событием 18 сентября мы не думали только о неблагоприятных условиях. Если бы мы учитывали лишь неблагоприятные моменты и впали в пессимизм и уныние, то не смогли бы стать на ноги и пали бы духом в отчаянии. Почему-то я вспомнил тогда корейскую пословицу: «Хочешь поймать тигра, иди в его логово». Глубокую истину подсказала мне эта философия жизни, которую постигали и формулировали наши предки на протяжении многих тысячелетий. «Маньчжурия превратилась в логово тигра. Нужно поймать в этом логове тигра — японский империализм. Настала пора бороться с оружием в руках. Если не воевать и не решать дело сейчас, то нам нельзя исполнить свою миссию никогда», — думал я и укрепился в решимости подняться, не упустив шанса. Для победы в войне японские империалисты усилят колониальное господство в Корее и прибегнут к жестокой экономической эксплуатации и экспроприации, чтобы обеспечить себе военные средства. Достигнут крайних пределов национальные и классовые противоречия, возрастут антияпонские настроения корейской нации. Когда мы организуем вооруженный отряд и начнем антияпонскую войну, то народные массы окажут нам активную материальную помощь и духовную поддержку. Сотни миллионов китайцев тоже встанут на общенациональное антияпонское сопротивление. За сегодняшним вторжением в Маньчжурию завтра последует агрессия против Внутреннего Китая, и весь китайский материк будет охвачен пламенем тотальной войны. Нечего и говорить, что китайский народ, сильный духом самостоятельности, не будет сидеть сложа руки перед лицом опасности, угрожающей его отечеству. Рядом с нами многие коммунисты и патриоты Китая, полные решимости не допустить империалистическую агрессию и защищать национальный суверенитет, сотни миллионов китайских братьев, любящих свободу и независимость. Вчера они сочувствовали корейцам как народу порабощенной страны, а завтра эти простые сочувствующие станут нашим надежным союзником и, взяв винтовку, прицелятся в общую мишень из одного окопа. На нашем фланге всегда будет находиться великий союзник и союзническая армия — китайский народ. Когда Япония распространит войну на Внутренний Китай, возникнет лобовое столкновение ее интересов с интересами держав Европы и Америки, что станет фитилем новой мировой войны. Если затянется китайско-японская война и Япония втянется в новую мировую войну, она будет испытывать затруднения с нехваткой и истощением людских и материальных ресурсов. Поглощение Маньчжурии Японией означает расширение сферы ее господства. А само расширение сферы господства неизбежно приведет к ослаблению способности господствовать. Япония не сможет сохранить прежнюю плотность в господстве над колонией. Весь мир будет осуждать японский империализм как агрессора, Япония не избежит международной изоляции. Я рассчитывал, что все это создаст стратегически благоприятную ситуацию для нашей революции. Когда армия Чжан Сюэляна начала общее отступление и хлынули лавиной агрессивные войска японского империализма, перед нашими глазами происходили поразительные явления. Чиновники административных учреждений и полицейские органов общественной безопасности прекратили выполнять свои служебные обязанности и удрали кто куда. За несколько дней закрыли двери все местные органы правления военщины. Была парализована система правления военщины, когда армия Чжан Сюэляна обратилась в бегство. А агрессивные войска японского империализма не могли прилагать усилия к обеспечению общественной безопасности, торопясь расширять свои боевые успехи. Таким образом, одно время на территории Маньчжурии наблюдалось хаотическое состояние. Мы рассчитывали, что такое состояние продлится на определенное время, до тех пор, пока японские империалисты не установят на материке новую систему своего господства. Именно это вакуумное состояние было самым подходящим моментом, когда мы могли бы свободно формировать вооруженный отряд. Нельзя было упустить этот подходящий шанс. Революция переживала период новых перемен. Наступило время, когда каждый должен решить, что ему следует делать для выполнения задачи, возложенной на корейскую революцию, и идти в огонь и в воду, чтобы осуществить эту задачу. Событие 18 сентября означало агрессию против народа Китая и в то же время оно значило нападение на корейских коммунистов, всех корейцев, живущих в этом регионе. Мы, корейские коммунисты, должны были отвечать на это соответствующим образом. Я думал, что надо спешить с созданием вооруженного отряда.
|
