3. Рожденные комсомолом

Работа с молодежью — одно из главных дел, в которое я всю жизнь вкладывал свою душу и энергию. Началась моя револю­ционная деятельность с молодежно-ученического движения. Жизнь в Гирине — убедительное свидетельство этому. Я прини­мал участие в этом движении до моего заключения в Гиринскую тюрьму. После выхода из нее моя работа с молодежью, учащи­мися значительно активизировалась в условиях подполья. С лета 1930 года после установления первых контактов с сотрудниками пункта связи Коминтерна я занимался комсомольской работой, будучи ответственным секретарем комсомольской организации восточногиринского района.

Конечно же, и в Ванцине работа с молодежью была важнейшим звеном, одной из главных составных частей всей моей военно-политической деятельности. Вполне естественно, что командир, ответственный за политическую работу в партизан­ском отряде, руководит и комсомольской работой в вооружен­ных силах. Это соответствует его служебным обязанностям. Однако помимо этого мне приходилось уделять довольно много времени и комсомольской работе в невоенных организациях. Этого потребовали руководство ВМООК и работники Ванцинского укома партии.

В то время партию, комсомол и Детский отряд называли «тройственным союзом», в котором комсомол занимал важное место — следующее после партии. Люди называли его сменой партии, ее резервом или, говоря образно, ее водохранилищем. Желая подчеркнуть значительную миссию и роль комсомола, его порой называли второй партией.

В работе партийных собраний, где обсуждались важнейшего значения тактико-стратегические вопросы развития революции и меры для их разрешения, всегда принимали участие секретари комсомольских организаций. В ВМООК они назывались сов­местными партийно-комсомольскими совещаниями. На них комсомольские секретари были полноправными участниками, как и партийцы, имели и совещательное и решающее право. Там, где не было членов партии или слабым было партийное влияние, массовое движение направлялось, главным образом, комсо­мольским активом.

После возвращения в Цзяньдао из походов в Южную и Северную Маньчжурию я всесторонне ознакомился с деталями комсомольской работы в Восточной Маньчжурии. В этом мне помогли Чо Дон Ук — комсомольский секретарь отряда особого назначения под командованием Ли Гвана, Хан Чжэ Чхун — секретарь Ванцинского у кома комсомола, Ким Чжун Гвон — заворг того же укома.

В то время комсомольская работа в Восточной Маньчжурии серьезно страдала «левым» и правым перегибами, что причини­ло вред организационно-комсомольскому строительству и раз­витию революции.

Самым узким местом в комсомольской работе в районе Ванцина была нехватка способных руководящих кадров. Хотя в те годы корейская революция, в центре которой находилась вооруженная борьба, в целом и переживала период беспримерно­го подъема, но в жизни ощущалась абсолютная нехватка талантливых комсомольских кадров, способных умело организовывать и направлять дела с учетом сложившейся ситуации. Большая часть комсомолии была неграмотна или владела лишь азбучны­ми знаниями. Имеющих образование в объеме средней школы были единицы. Образно говоря, они терялись подобно пылин­кам в куче очищенного риса.

Фракционеры ограничивали круг молодежного движения партизанскими районами, направляли молодежную работу, опи­раясь, главным образом, на рабочую и крестьянскую молодежь. Они провозгласили, что комсомольской деятельностью может заниматься лишь небольшая группа людей особой категории: с хорошим происхождением и с широким кругозором. Такая тенденция неизбежно породила практику своего рода «закрытых дверей» в комсомольском строительстве. Под благовидной вы­веской сохранения чистоты состава комсомольских организаций и их тайны сектанты плотно затворили двери в комсомол и под всякими предлогами необоснованно отстраняли от себя желаю­щих вступить в него. Школьников не принимали из-за незрелости возраста или «безнадежного происхождения». От простой рабо­чей и крестьянской молодежи отвернулись из-за ее неграмот­ности.

Чтобы вступить в комсомол, нужно было знать на зубок по крайней мере книгу «Общий смысл социализма», проштудиро­вать и уметь анализировать произведения классиков, например, «Манифест Коммунистической партии» и «Наемный труд и
капитал». Если при рассмотрении заявления оказывалось, что он не прочитал «Манифест Коммунистической партии», то тут же, как правило, звучали придирки: «Как же ты будешь в комсомоле? Ведь не знаешь даже «Манифест Коммунистической
партии». 

Однажды молодой человек из Даванцина подал заявление о приеме в комсомол, но его не приняли. Причина одна: его рабочий вол был конфискован советским правительством. Конфисковали рабочий скот — значит, мол, его семья по происхо­ждению уже — имущая. Человек, являющийся объектом совет­ской экспроприации, не может быть членом союза.

Леваки, ратующие за закрытие дверей, не очень хотели принимать в комсомол даже тех юношей и девушек, кто активно участвовал в работе организаций Крестьянского общества, Антиимпериалистического союза, Революционного общества взаимной выручки и Детского авангарда. Так было в районах, где левачество опустило шлагбаум перед молодежью, плотно за­крыв двери комсомола. Например, самая большая массовая организация, там, где можно было охватить более ста человек, имела всего-навсего трех-четырех комсомольцев. И это было почти обыденным явлением. Тем более, что в Ванцине предъяв­лялась особо жесткая требовательность в деле пополнения комсомольских рядов. Не знаю почему — может быть, потому, что там ранее находилось руководство ВМООК. Как бы добро­совестно ни участвовал тот или иной человек в жизни организа­ции в другом уезде, в Ванцине он не мог состоять в комсомоль­ских рядах без поручительства или открепительного талона из соответствующей организации.

Так было и с партизанкой-швеей Чон Мун Чжин. Раньше она вела подпольную революционную деятельность в уездном цен­тре Дуннин, а потом, уцелев во время повальных арестов, проводимых военщиной, переехала в Ванцин. Здесь она активно работала в партизанском швейном отряде, но ее не приняли в комсомольскую организацию. Причина — нет у нее, мол, документа о переходе в другую организацию. 

Как-то я зашел в швейный отряд, чтобы поблагодарить за сшитую военную форму. Сразу заметил, что Чон Мун Чжин почему-то пала духом и была в мрачном настроении. И после этого не раз заходил к швеям, но с ее лица не сходила гримаса подавленности. И вот однажды я решил с ней побеседовать. Женщина эта была не из тех, кто всем раскроет свою душу, но мне она рассказала о своих переживаниях. Пришла она в этот, такой долгожданный край и стала партизанкой сама, по велению своего сердца. Но в комсомольскую организацию ее не принима­ют. Вот и проводит она день за днем в унынии, как одинокий журавленок. Я понял, как трудно ей жить без членства в молодежной организации. Посоветовавшись с соответствующи­ми работниками, я помог ей продолжить комсомольскую жизнь, как и прежде.

А в другие комсомольские организации просачивались чуж­дые, неблагонадежные, случайные и колеблющиеся элементы по признакам землячества, родства, знакомства «со школьной скамьи» и приятельских отношений — словом, протекционизма и кумовства. Некоторые комсомольские работники столь абсо­лютизировали происхождение, что, обольщенные одним опреде­лением «батрацкое происхождение», принимали в комсомол даже темных личностей, пробравшихся в партизанский район о шпионским заданием. В водовороте борьбы «левого» и правого крыла отдельные комсомольцы, не прошедшие школу революционной закалки, не выдержали трудностей и ушли в контроли­руемый врагом район.

Те или иные перегибы в комсомольской работе породили у немалой части молодежи неверие в коммунизм, отчужденность по отношению к революционному движению, направляемому коммунистами. В конечном счете эти пороки оказали негативное влияние на комсомольскую работу внутри партизанских отря­дов, а также на движение за единый фронт, имеющее целью сплочение молодежи, учащихся, всех широких слоев патриотиче­ски настроенного населения под знаменем антияпонской борьбы.

Таковы были лево- и правоуклонистские тенденции в комсомольской работе в партизанской зоне. Причины состояли в том, что комсомольские руководители не имели верной линии в организационном строительстве, отвечающей реальным услови­ям и интересам корейской революции, догматически применяли положения из трудов классиков или механически внедряли чужой опыт.

Руководители партизанских районов настойчиво искали пути и меры для устранения перегибов в жизни комсомола, для обновления работы с молодежью. Итак, в марте 1933 года в Сяованцине, в Мацуне было созвано совещание комсомольских работников. На совещании присутствовало около 30 человек, ведающих вопросами работы с молодежью. В их числе — члены комсомольских комитетов, начальники детских управлений рай­она Ванцина, молодые представители из Яньцзи, делегаты учащихся из Лунцзина (подпольщики). И сейчас в моей памяти живы имена товарищей: Ким Чжун Гвон, Пак Хен Сук, Чо Дон Ук, Пак Киль Сон, Ли Сон Ир, Ким Бом Су и Чвэ Бон Сон.

При воспоминании о совещании комсомольских работников перед моим мысленным взором почему-то неотвратимо встает образ Пак Киль Сона, который своими необыкновенно светлы­ми глазами сосредоточенно смотрел мне в лицо на протяжении всего совещания. И теперь с особо глубоким чувством вспоми­наю об этом пристальном взгляде, возможно, оттого, что позже, во встречном бою с подразделением Квантунской армии он потерял один из своих светлых глаз. Еще совсем молодым, в 26-летнем возрасте, пал смертью храбрых Пак Киль Сон — выдающийся партизанский командир Северной Маньчжурии. В 1933 году на совещании он присутствовал, помню, как образ­цовый комсомолец, но без особой комсомольской должности.

В последний день совещания работники уездной комсомольской организации и делегаты предложили мне выступить с речью. По-видимому, они уже посоветовались об этом друг с другом: «Вот он, Ким Ир Сен, говорят, активно вел и в Гирине комсомольскую работу. И в районе Цзяньдао он немало зани­мался работой с молодежью, будучи ответственным секретарем комсомольской организации восточногиринского района. У не­го, может, есть поучительный опыт. Послушаем, ребята, его мнение». По их единодушной просьбе я произнес довольно-таки большую речь. Выступление мое было посвящено задачам ком­сомольских организаций. О немалой части моей речи живо вспоминал Чо Дон Ук уже десятки лет назад.

Философы, политические деятели, педагоги, будь то на Востоке или на Западе, будь то в старое или в настоящее время, — выдвинули множество ценных взглядов на место и миссию молодого поколения в борьбе за преобразование, перестройку общества. Классики марксизма пришли к единому мнению — рассматривали молодежь как своеобразный мост, как резерв революции. Даже философ древности Аристотель отмечал, что от воспитания молодежи зависит будущая судьба государства. При оценке молодого поколения, связанного с судьбой будуще­го, почти все философы — и материалистической, и идеалистиче­ской ориентации, все ученые Востока и Запада — исходили из признания важной роли новой смены, хотя в какой-то мере имелись и различия.

Молодежь есть хозяин будущего — такая оценка совпадала и с нашими взглядами. Однако я отнюдь не удовлетворялся тем, что молодежь рассматривается лишь как мост или резерв в революции. Предшествующие классики и теоретики определи­ли: молодежь — это такой слой населения, который под руко­водством предыдущего поколения, опираясь на него и воспиты­ваясь им, участвует в революции как вспомогательная сила. С таким определением мы не могли согласиться. Такую точку зрения, рассматривающую молодежь не более как подсобную силу, мы не могли считать оправданной в свете пути, пройденно­го корейской революцией, ее реальной действительности.

Со своей стороны я всегда рассматривал молодежь как авангард революции. Молодежь — авангард, главная сила, которая берет на себя самые трудные участки в революционной борьбе и в социальном движении. Это стержневая когорта, несущая на своих плечах судьбу будущего. Правота такого утверждения была достаточно проверена практикой. И сейчас, когда мне перевалило за 80 лет, я не имею другого взгляда по вопросам места и роли молодежи как авангарда революции. Если мы в революционном движении не проложили бы себе путь самостоятельно и, опираясь только на старое поколение, были бы в подчинении у него и все время пассивно плелись бы в его хвосте, то не смогли бы в самые мрачные годы колониального владычества японского империализма решительно расстаться со старым идеологическим течением, не смогли бы проложить новый путь корейской революции, сплотившись под знаменем идей чучхе. Да и не сумели бы создать антияпонский партизан­ский отряд, не сумели бы, находясь не в авангарде нации, развивать антияпонскую революцию в целом и прежде всего вооруженную борьбу в соответствии с велением нового времени.

Если заглянем в историю национально-освободительной борьбы в нашей стране, то во главе ее всегда стояла молодежь. Все они были смелые борцы — не боялись ни тюрем, ни смерти ни  виселиц. И когда  вспыхнуло Первомартовское народное восстание (1919 г. —ред.), корейская молодежь выступила как авангард, как ведущая сила пикетчиков. И в дни антияпонской демонстрации 10 июня (1926 г. — ред.), когда манифестанты с громким «ура!» заполняли улицы Сеула, молодые люди как главная сила движения скандировали патриотические лозунги. И во время волнений учащихся в Кванчжу, имевших место в ноябре 1929 года, главным действующим лицом была учащаяся моло­дежь. Она, никем не дирижируемая, сама в едином порыве поднялась на борьбу и, сомкнув свои ряды, мощными волнами протекла по улицам и вышла на площадь сопротивления, не­взирая на вражеские штыки. С середины 20-х годов молодые коммунисты  новой смены  выступили   как хозяева   на  арене национально-освободительной борьбы и открыли новую стра­ницу в истории антияпонской революции.

Моя молодость началась с комсомольской деятельности, о чем было подробно рассказано в первых томах моих воспомина­ний. Весь период антияпонской революционной борьбы совпал с годами моей молодости. В таком возрасте мы возглавляли и полки, и дивизии, и корпуса. Одно время в нашем народе были люди, которые представляли меня, увы, старым военачальником с седыми волосами. Однако, когда выступил с речью на общест­венном стадионе в Пхеньяне после триумфального возвращения на Родину, мне не было и 34 лет.

Партизанская война — это не битва на старый манер. В былые времена воины, строя боевой порядок в непосредствен­ном противостоянии друг другу, с барабанной дробью шествовали в бой. Рыцари встречали противников на боевых конях с копьями наперевес, воюющие с высоких крепостных стен стреля­ли из луков. Это и не битва нового стиля, когда боевые операции управляются по телефонам и рациям с применением развитой военной техники. Такими боями вполне могут командовать и старые генералы 50 — 70 лет. Однако в партизанской войне совсем иная картина: все — и рядовые бойцы и командиры — должны вместе повидать все виды, уметь переносить и холод, и голод. Командирам порой приходится самим брать пулеметы в руки, со штыком наперевес кидаться в рукопашный бой, если этого требует обстановка. Без крепкого здоровья и сосредото­ченной мысли не справишься с таким бременем.

Почти все борцы антияпонской революции бросились в ее пекло в годы молодости — в 20 лет и чуть старше. Так, Ян Цзинюй в 32 года стал уже командиром 1-й армии Объединенной Северо-Восточной антияпонской армии, а Чэнь Ханьчжан с 27 лет начал командовать 3-й армейской группой. О Чжун Хыб, воевавший в должности командира полка, погиб в цветущем возрасте — в 29 лет.

Да, не будет преувеличением, если скажу, что всю тяжесть антияпонской вооруженной борьбы несла на своих плечах моло­дежь. И разве можно после этого рассматривать молодое поко­ление лишь как мост и резерв революции?

Такие взгляды, такая позиция нашли ясное выражение в моей речи и собеседовании того дня.

— Молодежь выступает как стержневая, главная сила на­шей революции. Заглянешь в историю любой страны мира — узнаешь: во главе социальных преобразований всегда стояла молодежь. У нее гигантская сила, способная сдвинуть горы и зарыть моря. Сделать ее сознательной и организованной, поставить ее в первую шеренгу борцов за революцию — вот к чему призвана наша молодежная работа. А тут комсомольские орга­низации на крепком замке держат свои двери, сидят спиной к массам молодежи. Какое это безобразие! Иные организации комсомола не принимают в свои ряды лучших представителей молодежи за возрастную незрелость. Именно это, можно ска­зать, типичная тенденция к закрытию дверей. За что Рю Гван Сун вошла в историю нации как героиня, рожденная Первомартовским движением? За солидный возраст? Военачальник Нам И сказал: «Если не принесешь стране мира в 20 лет, то кто из по­томков тебя назовет мужчиной?» Если, придираясь к возрасту, отвергнешь или отстранишь от себя полную кипучей энергии молодежь до двух десятков лет, то это ни к чему не приведет, кроме как к превращению комсомольской организации из моло­дежной в коллектив людей средних лет. Если комсомол доступен только для совсем взрослых мудрецов, закончивших 10 — 20-летнее самовоспитание, то что это будет за организация моло­дежи?

Далее. Делегаты интересовались вопросами о методах и стиле работы, обязательных для комсомольских кадров. Об этом также много говорил.

— Чтобы объединить широкие массы молодежи, комсо­мольским кадрам надо овладеть верными методами и стилем работы. Вот вам пример. Допустим, какой-то комсомолец пу­стил пять пуль, и ни одна из них не поразила врага. Факт, что он виноват. Ведь всем партизанам известен лозунг: «Пусть каждая пуля найдет врага!» Если бы за такую ошибку того комсомольца раскритиковала соответствующая организация и рассмотрела организационный вопрос, можно ли это считать оправданным? Таким непродуманным способом решать вопросы нам нельзя, товарищи. Раз он допустил ошибку, то надо узнать причины всесторонне. Узнать, образно говоря, как с боковой, так и с задней стороны. Хорошее ли у него оружие? Верны ли мушка и прицел? Мягко ли он нажимал на спусковой крючок, приложив к плечу приклад? Задерживал дыхание при спуске крючка? Так скрупулезно надо взвешивать все. Нет ли у него физических изъянов? Это тоже надо узнать. Близорукий? Дальнозоркий? Если нет, то не страдает ли астигматизмом? Причина, возможно, в отсутствии смелости и идеологической трусости? Так нужно смотреть на вещь с разных сторон, а уж потом рассматривать дело. Во всех случаях нельзя придираться к идеологической зрелости да разворачивать лишь одну идеологическую борьбу. В принципе критика должна быть направлена на спасение товари­ща. При критике недостатков не должно быть поблажек, но надо разобраться в них научно, чтобы тот сам понял свои ошибки. Критика не должна быть обличительной, ругательной и оскорби тельной.

На совещании того дня я и произносил речь, и вел бе­седу. Были затронуты все вопросы комсомольской работы: укрепление идейно-организационной основы комсомольских рядов, улучшение пропаганды, агитации, воспитательной ра­боты, честный подход к критике и самокритике, подготовка Детского отряда как резерва комсомола и другие проблемы, вплоть до внедрения лучшего опыта патриотически настроен­ной молодежи, накопленного ей в борьбе за прошедшие вре­мена.

И после этого я в каждом удобном случае подчеркивал, что комсомольские руководители должны постоянно быть в гуще масс, быть для них передовиками и знаменосцами в делах, вести работу с людьми вдумчиво, с сердцем искренней матери.

После того совещания в стиле деятельности комсомолу руководителей нельзя было не заметить прогресса. Комсомольские организации, деятельность которых сковывалась уставшими трафаретами бюрократизма, тенденции к закрытию дверей и формализма, стали живыми, деятельными и начали проникать в гущу масс молодежи.

Однажды я пошел в уком комсомола повидаться с Ким Чжун Гвоном. Но в укоме никого не было, кроме связного  я спрашиваю: «Куда все подевались?» Слышу в ответ: «Ушли низы — в участковые и первичные организации». Признаюсь, я тогда не мог скрыть своего удовлетворения.

Раньше укомовцы не шли в гущу комсомольцев и, важно отсиживаясь в кабинетной тиши, работали бесхлопотно — вызывали к себе секретарей участковых и первичных организа­ций, поручали им дела и требовали отчетов. Уком комсомола был так несведущ в положении дел на низах, что если кто-то скажет: «Конь где-то родил жеребенка» — поверил бы даже этому. Тем не менее уком созывал совещания и собрания, «зажигал» пламя «идеологического боя» — и ставил на этом точку. Комсомольские организации считали, что собрание и критика решают все дела.

И вот эти-то прежние устаревшие методы работы комсо­мольских руководителей, наконец-то, начали исчезать бесслед­но. Они шли в партизанские и местные первичные организации, деятельно помогая их работе. Укомовцы, проводившие время в четырех стенах кабинета за пустословием и бумаготворчеством, теперь идут в низы — беседуют с членами союза, присутствуют на собраниях групп и первичных организаций, помогают комсо­мольским секретарям в составлении плана работы. В кабинете укома комсомола собрались кадры только в день собрания. 

В плеяде комсомольского актива немало было больших умельцев. Они были способны тактично действовать с учетом создавшихся условий и обстановки. Было также немало испы­танных кадров, овладевших хорошими методами и стилем руководства.

Ким Бом Су, заворг 8-го участкового комитета комсомола в уезде Яньцзи, был участником Минюегоуского совещания. Но его родители не знали, что их сын является талантливым комсомольским вожаком, пользующимся любовью молодежи.

Когда Бом Су поступил в начальную школу, мать его очень обрадовалась, что ее единственный сын учится грамоте. И когда он ходил в школу, мать носила его на своей спине. Так растила мальчика, дорожила им, как золотом да серебром. Когда сын повзрослел, сразу женили парня в раннем возрасте.

Родители опасались, как бы сын не окунулся в бури социаль­ного движения. И женатому сыну строго запрещали выходить из дому.

Такой запрет стал помехой Ким Бом Су. Но он нашел вы­ход — превратил неприметную заднюю комнатушку дома в место встречи с молодежью. В плетеной изгороди незаметно сделал тайный проход — лазейку, через которую могли бы пройти люди. И он все время приглашал к себе молодых людей. Родители не скрывали удовольствия — вишь, сынок-то даже не выходит гулять, «порядочно» ведет себя, как настоящий жених. Но по ночам сын в этой комнате общался с молодежью, и у него не было времени хотя бы мимолетно взглянуть в лицо милашки. В затаенном углу ему удалось подготовить десятки комсомоль­ских активистов...

Секретарь укома комсомола, находясь преимущественно в комсомольских организациях партизанских отрядов, направлял работу с молодежью, а заведующие орготделом и отделом пропаганды руководили молодежным движением, имея связи с комсомольскими организациями в партизанских районах и в контролируемой врагом зоне. Секретарь укома, если это было необходимо, сам участвовал вместе с партизанами в боевых операциях, руководя при этом массами.

Это было во время мацуньской операции. Рота заняла боевую позицию на бугре перед Мацунем. В первичной комсо­мольской организации роты открылось чрезвычайное собрание при участии секретаря укома комсомола. Перед предстоящим решительным боем каждый комсомолец дал пламенную клятву: «Сердцами комсомолии до конца защитим нашу землю, завое­ванную ценой крови!»

Комсомольцы непрерывно вели из винтовок меткий огонь возмездия. Только в одном этом бою противник потерял сотни своих солдат убитыми и раненными.

И при нападении на уездный центр Дуннин и Лоцзыгоу, совершенном во взаимодействии с Армией спасения отечества, правофланговым партизанского отряда был комсомольский секретарь.

После совещания комсомольских работников я часто встречался с руководителями комсомола и советовался с ними в вопросах комсомольской работы. Особый акцент в то время делал вот на чем: активизировать воспитание молодежи в патриотическом и революционном духе, в духе классового подхода, в духе антиимпериалистической борьбы, коммунизма и оптимизма, усиливать военное обучение юношей и девушек, вырабатывать у комсомольских руководителей и рядовых комсомольцев верный подход к массам, осваивать коммунистические методы и стиль работы. 

Мы требовали от комсомольских организаций повернуться лицом прежде всего к очередным политическим, военным и экономическим вопросам и приложить все усилия для их реше­ния. Комсомольская организация не была ни научным общест­вом, ни просветительной организацией, ни клубом. Она была школой, которая призвана воспитать и объединить массы моло­дежи во имя победы революции. Поэтому ее деятельность должна была во всяком случае подчиняться практике решения текущих политических, военных и экономических вопросов. Лишь так каждая организация стала бы жизнедеятельной и живой, стала бы мощным «двигателем».

В то время среди молодежи, населения партизанских райо­нов давала о себе знать порочная тенденция — не всегда они стояли лицом к решению экономических вопросов. Экономиче­ская проблема в партизанских краях — это вопрос жизни и быта. Или, выражаясь иначе, — это проблема питания, одежды, жилья. Большую часть продовольствия для населения партизанских районов составлял в те дни трофейный провиант, взятый парти­занами после боя с врагом. Тощая земля партизанских краев давала крестьянам такое мизерное количество зерна, которого не хватало и до следующего урожая. Кончилось питание — люди, как правило, ждали помощи от военных. Такая ситуация породила у многих руководителей и населения партизанских краев иждивенческую психологию — полагались на партизан. «Кончается продовольствие — армия, несомненно, поможет. Опять побьет врага и захватит хлеб» — с такими думами иные сидели сложа руки и даже не готовились к земледельческим работам.

Весной 1934 года я встречал Первомай в Дахуанвэе вместе с товарищами из 3-й роты. Руководя ее работой, я ознакомился с подготовкой к весеннему севу. Положение тогда было аховое как говорится, дело табак! На носу пахота, а местные крестьяне не готовятся к севу, беззаботно проводят день за днем. Что это такое! Чего они хотят? Диву давался не один я. И секретарь укома комсомола, сопровождавший меня, не скрывал своего недовольства: «До чего они обленились!»

Через несколько дней мы созвали расширенное заседание укома комсомола в тайной явке в Яоингоу. Обсудили задачи молодежи в посевной кампании. Помню, осенью 1932 года был создан отряд по сбору урожая. Он провел жатву на полях промежуточной зоны. На этот раз были созданы молодежные производственные ударные отряды, которые взялись за трудо­вую вахту по весеннему севу во всех партизанских районах Цзяньдао. В них вошел весь актив комсомола и молодежи партизанского края. Они не были простыми пахарями, взявши­мися за ручки плуга. И другие все дела взяли на себя: подготовку семенного материала, обеспечение сельхозинвентарем. Сломан­ные орудия труда молодые люди общими усилиями чинили в кузницах. Там, где не хватало тяглового скота, пахали лопатами и кирками. Сеяли равномерно и качественно. Посевная кампания 1934 года завершилась успешно.

Деятельность ударников чрезвычайно повысила авторитет комсомола в партизанских районах, укрепила место молодежи в обществе. Парторганизации поддерживали все, что планировал и намечал комсомол, действенно помогали его руководителям смело продвигать работу с молодежью. Всемерную помошь оказывали комсомолу народно-революционное правительство, Крестьянское общество, Общество женщин и другие массовые организации.

Какое огромное значение придавали комсомольской работе жители партизанского края, наглядно доказывает, например, процесс празднования МЮД в сентябре 1934 года. МЮД — это Международный юношеский день.

1-й МЮД провела пролетарская молодежь мира в 1915 году. Со следующего года МЮД стал ежегодным праздником. Отме­чали его и в Китае, и в Корее.

В 1934 году ванцинцы серьезно готовились к празднованию МЮД. В преддверии праздничного мероприятия мы направили подпольщиков в район, захваченный врагом, — пригласили на торжества группу гостей из каждого поселения, достали очищен­ный рис, пшеничную муку, мясо и другие продукты, нужные для приема гостей в праздничный день. Некоторые хозяйственники из интендантской службы даже взяли с собой пачки чая. Партиза­ны уничтожили врагов и взяли трофеи, в том числе и то, что требуется к празднованию.

На площади в Яоингоу поставили арочные ворота из сосно­вых ветвей. Вокруг расклеили серии картинок, показывающих боевые успехи партизан. Между рисунками мелькали волную­щие лозунги. В то время в 5-й роте был большой талант — великолепный мастер живописи, жил одно время в Советском Союзе, отличался и удивительным мастерством каллиграфии. Возле площади он даже вывесил карту-схему боевых действий, показывающую ратные подвиги Народно-революционной ар­мии. Все его рисунки были такие живые и яркие, что, казалось, каждая деталь вот-вот сдвинется с места.

Для ночлега приглашенных гостей мы выделили помещения правительственного здания, на стенах которого также расклеили плакаты, чтобы ими любовались гости.

В канун МЮД в Яоингоу были направлены выбранные Делегаты из Цзигуаньлацзы, Инбилацзы, Тяньцяолина, Чжуаньцзяолоу и других поселений партизанского края и его окрестностей. К тому времени враги, создав коллективные поселения строго контролировали выход из крепостных ворот и проход через них. Поэтому делегаты из вражеского района не могли прибыть в Яоингоу группами. Каждый из них приходит партизанский район поодиночке — делая вид, что идет на работу в поле: кто с серпом в руке, кто с корзинкой на голове.

Настал день мероприятия. Юноши и девушки партизанско­го района оделись в опрятную одежду, сшитую из трофейных шелка и саржи, взятых в Бэйсаньчакоу. В потоке жителей они собрались на площади. Работники укома комсомола, тоже приодевшись, явились на площадь и организовали мероприятие. На площадь вышли рядами партизаны, в утюженном обмунди­ровании. Их бравый вид вызвал восхищение у делегатов из оккупированного врагом района.

В тот день объявление открытия торжеств заменил взрыв «енгирской бомбы». «Бух!» — с этим громогласным сигналом над площадью заколыхались десятки красных стягов. Собрав­шиеся скандировали лозунги, звучали аплодисменты, бой бара­банов, зрелище сильно взволновало гостей.

После доклада, посвященного МЮД, прозвучали пламен­ные речи представителей общественности — восхваляли под­виги комсомола и призывали к борьбе против японского импе­риализма. В то время подобные речи ораторов назывались «выступлениями о своих впечатлениях». После окончания наме­ченного мероприятия мы организовали торжественное заседа­ние в честь гостей из оккупированного врагами района. На нем я по просьбе работников укомов партии и комсомола произнес речь, в которой отметил необходимость оказать активную помощь военно-политической деятельности Народно-революционной армии. В ответ на мою речь один из делегатов из занятого врагами района попросил слова. Но он так разволновался, что не мог сказать ни слова и только кланялся во все стороны.

Делегаты из вражеского района, участники мероприятий МЮД_, выслушав мою речь, наперебой просили записать их добровольцами. Все пожелали вступить в партизанский отряд, и нам, наоборот, пришлось отговаривать желающих. Только неко­торых из них мы приняли в революционную армию, учитывая их семейное положение и работу.

На художественном представлении в честь гостей, устроен­ном в тот день, самыми оригинальными были номера из репер­туара 5-й роты. Просто удивительны были русские пляски одного партизана. Одно время он действовал в подпольной организации Лаохэйшаня, потом стал партизаном. Танцевать научился, говорят, живя в Приморье.

Когда гости уходили из партизанского края, мы передали им трофейные товары, выделенные для жителей зоны, контролируе­мой врагом.

Я так подробно рассказываю здесь о мероприятиях МЮД 1934 года потому, что он стал самым большим по масштабу, впечатляющим для меня праздником молодежи, когда я был в партизанском районе.

В то время мы очень интересовались знаменательными датами международного характера, придавали большое значение  связям с международными организациями,  такими,  как Коминтерн, КИМ, Профинтерн, Крестинтерн. Как коммунистические партии мира имели свой международный центр — Коминтерн, так и коммунистическая молодежь всех стран тоже имела всемирный  центр  —  Коммунистический  Интернационал Молодежи (КИМ). И в Харбине мы действовали, поддерева связи с подведомственной КИМ организацией. К нам обращался с предложением учиться в Москве именно КИМ, выполнявший миссию бюро молодежи в Коминтерне.

Практическая борьба за исполнение программы комсомола вырастила целую плеяду замечательных революционеров моло­дого поколения, дела которых по праву вписаны яркой страницей в историю национально-освободительной борьбы. В их числе _ «Тринадцать пуль»⁵, «Лопата» (Ким Бон Ук), Пак Киль Сон Хван Чжон Хэ, Ким Тхэк Ман, Ким Чхун Чжин, Чу Чхун Ир, Ли Син Сун, Ким Бом Су, Ли Дон Хва, Ли Сун Хи, Пак Хо Чжун и многие другие. Все эти многочисленные герои антияпонской войны — дети комсомола, воспитанные и выпестованные самой жизнью организаций. В списке известных героев, рожденных комсомолом, мы видим и партизанских командиров, и подполь­щиков, и педагогов.

Комсомольское совещание, проходившее на тайной явке в Яоингоу, обсуждало и вопросы о дальнейшем усилении и расши­рении нашей деятельности во вражеской зоне.

В районах, занятых противником, не хватало комсомоль­ского руководящего ядра, надежно подготовленного в политическом и деловом отношениях. В этой зоне комсомольская дея­тельность явно принижалась. В этом сказывалась порочная линия леваков, занявших руководящие посты в партийных и комсомольских организациях на всех уровнях. С полным учетом сложившейся ситуации комсомольское совещание выдвинуло боевой лозунг: «В логове врага соорудим нашу твердыню!» Это мало чем отличается от клича: «Во вражеских войсках соорудим нашу революционную твердыню!» Смысл первого лозунга — укреплять в окружении врага наши организации. 

По решению этого совещания многочисленные комсомольские кадры начали проникать в Восточную Маньчжурию, внутрь Кореи и в другие обширные районы. На их плечи была возложена трудная задача — действовать в зоне, контролируемой врагом. В Лоцзыгоу был направлен Пак Киль Сон, работавший начальни­ком детского управления Восточноманьчжурского Особого окружного комитета. Вместе с подающим надежды комсомоль­ским активом он расширял сеть организаций и закалял моло­дежь в огне практической борьбы. Нити его подпольной работы глубоко протянулись на крупнейший в Цзяньдао Лоцзыгоуский водочный завод, где было много юных сезонников.

По рекомендации комсомольской организации на этом заводе действовал и Чвэ Гван, который работал начальником Лоцзыгоуского детского управления.

Заводом владел некий Юй. Ежегодно, с февраля по май и с сентября по октябрь, завод набирал сезонников-мальчиков. Это было понятно: можно мало платить, а работать заставлять больше. Владелец завода давал юному рабочему по 30 фыней в день, что не составляло и половины получки взрослого. И то не наличными деньгами, а водкой. 30 фыней — это не больше стоимости одной бутылки. За нее дети от зари до зари гнули спину. После окончания работы они, получив бутылку водки вместо денег, весь вечер бродили по улицам, чтобы продать ее.

Чвэ Гван под руководством комсомольской организации поднял юных рабочих на борьбу за повышение оплаты труда. Он вместе со своими коллегами, принятыми в Детский отряд после его поступления на завод — а их было более десяти, агитировал рабочих на стачку. Он лично выступил с агитационной речью, поставив пикетчиков у дверей столовой, построенной в стиле барака. Конечно же, ему нелегко было поднять на забастовку мальчиков, которые пока еще не принимали участие в жизни организации. Чвэ Гван терпеливо еще и еще раз убеждал юных рабочих: «Возьмешь бутылочку водки — не проживешь. Всем соединяться! Пусть нам платят столько, сколько заработаем. Соединим силы — сможем поставить хозяина на колени!»

По его призыву мальчики-рабочие три дня не выходили на работу. Некоторые дети, конечно, боялись возможного увольне­ния, выходили на работу. Но, послушав Чвэ Гвана, они твердо присоединились к рядам забастовщиков. Повторная стачка вы­нудила фабриканта выдавать юным рабочим по 40 фыней вместо 30 в день.

Пак Хо Чжун, член Лоцзыгоуского участкового комитета комсомола, своими выдающимися организаторскими способно­стями, своим мастерством работы с массами добился заметных успехов в комсомольской работе во вражеском районе. Именно он был закулисным руководителем в объединении юных рабочих упомянутого завода в антияпонскую организацию и в победо­носном завершении забастовки. Но он в ходе работы был арестован противником.

После ареста подпольщика враги с упоением надеялись, что им удастся вскрыть всю сеть тайных организаций в районе Лоцзыгоу. Но они просчитались. Никакими средствами им не удалось сломить его волю.

Однажды они решили выведать у него, уже полумертвого, сведения посулами.

— Ты еще молодой человек. Перед тобой большой жизненный путь. Жаль тебя, такого юного. Мать у тебя одна, ты у нее единственная опора. Матери-то тебе не жалко? Только назови комсомольские организации и руководителей. Тогда будет у тебя вознаграждение большое, а жизнь роскошная. О революции не мечтай, она — несбыточная надежда. Вот тебе совет — выбирай путь к жизни. Ну, как?

Пак Хо Чжун, горько усмехнувшись, ответил:

— Ладно, назову — пишите о комсомольской организации, о руководителе. Вот мой руководитель: фамилия — «Кон», имя — «Сан Дан» (Консандан — по-корейски компартия—ред.).

Враги написали эти «фамилию и имя» — и их перекосило. Заметив их смятение, Пак Хо Чжун встал, опершись на стену, и издевательски проговорил:

— Этот Великий Руководитель вырастил меня. Теперь у вас, сволочи, записано его «имя» в книжечку. Но это к чему? Моя компартия отомстит за меня...

Так он сам выбрал путь к смерти. Представьте себе несгибае­мый образ комсомольца, который, распахнув рубашку на груди, шагает к месту казни! Смертник так гордо шагал, что даже вражеские солдаты, не скрывая страха, тихо шептали: «Видишь, какой это человек — коммунист!» Кто-то из любителей курения незаметно сунул сигарету в руку комсомольцу, шагающему к смерти под конвоем. Девушки кидали ему под ноги букеты цветов.

Так первая смена комсомола, выпестованная антияпонской революцией, сохраняла свою веру, умела умереть с такой чистей­шей совестью. Молодежь, воспитанная и выпестованная в ком­сомольских организациях, целиком и полностью подчинила свои личные интересы интересам организации и революции.

Таким борцом был и комсомолец Рим Чхун Ик. Он, секре­тарь Наньсяньской Особой первичной организации 8-го участко­вого комитета комсомола уезда Яньцзи, был способным под­польщиком. Давно создал и направлял подпольную комсомоль­скую организацию, был арестован врагами. 

Они много раз подвергали его варварским пыткам, но комсомолец до конца сохранял тайну организации. Рим Чхун Ик показал на допросе, что вся конспиративная деятельность других товарищей — дело лишь его одного. Благодаря этому все арестованные его товарищи были освобождены. Он погиб смертью храбрых в своем цветущем 18-летнем возрасте. Своим прекрасным, высоким духом самоотверженности он спас органи­зацию и товарищей, встал со смертью один на один. Говорили, что перед благородством личных качеств этого 18-летнего ком­сомольца склоняли голову даже враги.

Комсомолка Ли Сун Хи была несгибаемым борцом, ро­жденным бурей антияпонской революции.

Впервые я увидел ее, помню, зимой в начале 1934 года. В то время я пошел в школу Детского отряда. Хотелось встретиться с детьми, лишившимися родителей после карательных операций противника. Там я ее и увидел. До недавнего времени девушка работала начальником детского управления уезда Яньцзи. Те­перь занималась этим же делом здесь, в уезде Ванцин.

И вот я стоял во дворе школы среди детворы. Прибегает ко мне Ли Сун Хи и отдает поклон. У нее глаза — живые, сверкающие. От нее веет, свежестью, как от душистой незабудки у ручья.

Во дворе школы свирепо гуляет холодный ветер. Дети с радостью окружили меня, теребя за рукава. Вижу — они плохо одеты: кто — в легких, грубого покроя рубахах и брюках, кто — в истрепанных юбочках да в одних соломенных лаптях. Виднеются лица с ожогами — может быть, несчастные вырывались из бушующего пламени при нападении карателей. Почти раздеты­ми и разутыми прибежали сюда те воспитанники Детского отряда, которые лишились своих родителей во вражеском районе.

Я, поглаживая ручонку малыша со следами ожога, всматри­вался в этих ребятишек. Мне казалось, что в сверкающих у них на лицах черненьких зрачках таится какое-то таинственное, завет­ное желание.

Тогда я ощущал у себя в душе неодолимо сильную боль. Сердце мое кричало: «Заверяю вас, ребята, громить этих япо­шек, что осиротили вас!» Овладев собой, я от всей души го­ворил:

— Ребята, вы бутоны нашей Родины, опора будущего. Когда вам весело, и нам тоже весело. Когда вы растете здоровы­ми, и мы чувствуем в себе прилив сил... Вырастайте быстрее, будете замечательной опорой страны.

Лица у детей засияли, они громко хором отвечали: «Так мы будем делать», — и опять зашумели от радости. Но у Сун Хи, начальника детского управления, по щекам текли крупные слезы.

— Извините, Полководец! Комсомольская организация по­ручила мне работу начальника детуправления... Хотя я и видела раздетых детей, но...

Перед мной Сун Хи просто не находила себе места, чувствуя себя как бы виноватой. На ее лице, увлажненном слезинками, застыло выражение глубокого раскаяния.

Могла ли она отвечать за плохую одежду детей? Ли Сун Хи все время была в хлопотах, даже ночью не было ей времени сомкнуть глаз: штопала и перешивала рваную одежду детишек, чинила обувь, прошивала тетради.

Моя первая встреча с Ли Сун Хи произвела на меня сильное впечатление. Речь идет о ее самокритичном подходе к делу, свойственном революционеру. Причину всех оплошностей и несчастий в рамках своей работы она всегда находила в самой себе.

Через несколько дней я организовал боевую операцию специально для воспитанников Детского отряда. За счет взятых трофеев мы обеспечили детей школы необходимым: ватными одеялами, новой одеждой, обувью и тетрадями.

И поныне в моей памяти остается свежий облик Ли Сун Хи, которая, то улыбаясь, то проливая слезы, прикасалась своей щекой к новой одежде малышей, что досталось им ценой крови партизан.

В знак благодарности Ли Сун Хи однажды навестила нас с группой самодеятельных юных артистов.

— Дорогой Полководец! Дети организовали отряд худо­жественной самодеятельности и пришли к вам, чтобы поблаго­дарить вас хоть немного за заботу — за новые одеяла, новую одежду.

Ее слова сильно тронули струны моего сердца. Я попросил всех партизан, жителей опорной базы собраться и вместе с ними с удовольствием и радостью посмотрел детские выступления.

Одним из трогательных номеров, представленных в тот день юными артистами, был рассказ маленькой девочки.

На сцене появляется малышка в новой одежде, с красным галстуком и тараторит:

— Моего папу, мою маму убили японские самураи, но я расту, как видите. Я здорова, одета в новую одежду, у меня на шее красный галстук. Эту мою новенькую одежду дали парти­заны — мои братья и сестры. Ценой пролитой крови!

Начав свой рассказ, девочка показала зрителям свою ма­ленькую ручонку со свежим следом ожога. 

— Моя рука ранена во время нападения япошек. Наш любимый Полководец, поглаживая мою руку, говорил: «Когда вам весело, и нам тоже весело. Когда вы растете здоровыми, и мы чувствуем в себе прилив сил». Дорогие партизаны-братья, партизанки-сестры! Радуйтесь, умножайте силы — мы растем веселыми и здоровыми! Буду делать все так, как учит любимый Полководец. Буду расти и расти, стану под ружье и пойду в бой с япошками, как это делают братья-комсомольцы, сестры-комсомолки!..

Не было тех, кто, слушая девочку, не пролил слез. По лицам юных артистов мы читали старания и душу Ли Сун Хи, вложен­ные в воспитание детей, как люди в созревших колосьях на урожайном поле видят капли пота, пролитого трудолюбивым земледельцем.

Однажды ко мне пришла Ли Сун Хи и ни с того ни с сего попросила послать ее на работу в район, контролируемый врагом. Мы не могли не удивиться такому внезапному предло­жению девушки, которая всю душу вложила в работу Детского отряда и в этом сама видела наибольший смысл жизни.

После этого Ли Сун Хи не раз обращалась к комсомольской организации с этой просьбой и, наконец, была послана в Лоцзы-гоу вместе с Пак Киль Соном.

Леса с зеленым покровом и плодородные поля Лоцзыгоу, окруженного с трех сторон грядами крутых гор, хранят в себе неизгладимые следы кровопролитной антияпонской войны, име­на бесстрашной красной комсомолии, работавшей во вражеском районе.

Я не собираюсь излагать все подробности работы подполь­щицы. Главное — раскрыть исток духовной силы этой девушки, непоколебимо отдавшей свою жизнь в цветущем возрасте. 

Ее опорной базой в то время был шалаш, построенный невдалеке от Лоцзыгоу. Не очень-то уютным был домик-шалаш. Его насквозь пронизывал холодный ветер, заливал дождь. Здесь она встречала приход весны, проводила лето и вдыхала осеннюю прелесть. За эти сезоны в Лоцзыгоу расширилась сеть организа­ций комсомола, возрос Детский отряд. Внутри цитадели врага сложилась мощная твердыня революции.

Какого огромного труда стоило это подпольщице! Где только она не побывала во вражеском районе! Пробираясь сквозь лес штыков армии и полиции, то и дело приходилось маскироваться от неотступного глаза лазутчиков. Да, дело это было рискованное. День и ночь она была в хлопотах без от­дыха.

Подпольщица попала под наблюдение гадкого шпика по имени Ли Бон Мун и, к несчастью, была арестована.

Враги бросили партизанку в мрачный застенок и подвергли ее жестоким пыткам. Хотели вскрыть подпольные организации в Лоцзыгоу, судьба которых оказалась в ее руках. Вырвется тайна из ее уст — сорвется завеса с сети организаций в Лоцзыгоу. Грозила опасность, что в один прекрасный день рухнет твердыня революции, сооруженная столь величайшими усилиями.

Ложными обещаниями, слащавыми посулами враги стреми­лись поколебать сердце девушки. Удалось им узнать у Ли Сун Хи только одну тайну: она комсомолка. По-видимому, она за решеткой еще глубже осмыслила звание комсомолки.

До предела разъяренный начальник лоцзыгоуской жандар­мерии, главный инициатор пыток, наконец, приказал расстре­лять арестантку. Но накануне, в ночь перед расстрелом, про­изошло своего рода событие. После приговора к казни началь­ник жандармерии последний раз попытался «умиротворить» ее. И он, взяв с собой подручных, вошел в камеру, где сидела смертница.

В ту минуту Ли Сун Хи приводила в порядок пропитанную потом, загрязненную пятнами крови и порванную местами в клочки одежду. Свою смерть она, видимо, решила встретить опрятной и чистой.

Тут с ней заговорил Ли Бон Мун, цепной пес жандармского начальника. «Ты знаешь, девушка, есть путь к спасению жизни. Выпал один из тысяч случаев, единственный. Жалко твоего цветущего возраста, я сочувствую тебе, потому так и говорю. Сообщи имя хотя бы одного подпольщика в Лоцзыгоу. Тогда ты не умрешь». Девушка ничего не ответила и, пригладив волосы с запекшейся кровью, вынула из-под кофты маленький узелок серого цвета.

Ли Бон Мун, насмерть побледнев, мигом выбежал из каме­ры. Другие палачи так же стремительно с криками последовали за ним. Видимо, провокатор принял серенький узелок, вынутый подпольщицей, за какое-то взрывчатое устройство, вроде ручной гранаты. Но это была вовсе не граната, а узелок с землей. Этот мешочек был заветной памятью об отце, который передал его своей дочери, Сун Хи, перед самой смертью в бою на опорной партизанской базе.

— Не пугайтесь! — сказала она. — Узелок этот с землей родной моей страны. Как дороги вам ваши грязные шкуры! Что ж вы даете тягу!

Находясь за решеткой, партизанка мысленно представляла себе день возрождения Родины, свято храня на груди горсть родной земли. Комсомолка Ли Сун Хи и предатель Ли Бон Мун... Какой резкий контраст человеческих качеств! Различие между ними люди выражают словами: «жар-птица и ворона». Думаю,  эта метафора  отнюдь  не  чрезмерна.  Как же было предателю Ли Бон Муну понять цену и силу того узелка горстью родной земли?!

Ее казнили на следующий день. Она умерла с громким кличем: «Да здравствует революция!» Я хотел бы здесь познакомить читателя с комсомольской песней, которую пела она в последние минуты своей жизни:

                                                   Вперед заре навстречу,

                                                   Товарищи в борьбе!

                                                                Штыками и картечью

                                                                Проложим путь себе!

                                                                Смелей вперед, и тверже шаг,

                                                                И выше юношеский стяг!

                                                   Мы — молодая гвардия

                                                   Рабочих и крестьян.

Когда-то, помнится, я вместе с Ли Сун Хи пел эту песню играя на органе в школе Детского отряда. Ее любили петь не только комсомольцы, но и коммунисты, воспитанники Детского отряда и члены Общества женщин. Это было понятно: в песне находят яркое отражение единодушная тяга трудящихся масс к новому обществу, горячая любовь к будущему и незыблемая воля молодежи, стремящейся скорее созидать новый мир. Многие комсомольцы и комсомолки на эшафоте пели эту песню, как Ли Сун Хи .

Песня эта сложена не нами. Ее пели русские юноши и девушки. Однако мысли и чувства, воплощенные в стихах и мелодии песни, овладели молодыми сердцами юности мира, любящей свободу и справедливость. «Интернационал» на стихи Эжена Потье стал партийным гимном для многочисленных компартий, подобно тому, что эта комсомольская песня широко звучала как песня молодежи мира.

Нет сомнения в том, что появление таких верных женщин-борцов, как Ли Сун Хи, можно считать заслугой комсомольской организации, которая дала ей крылья и свет в политической жизни. Если не было бы реалии — «организации», если не было бы процесса роста — «организационной закалки», то, спраши­вается, сумела бы вести себя столь отважно перед сворой палачей такая юная девушка, как Ли Сун Хи? Сумела ли бы она с такой высокой гордостью достойно украсить последние минуты своей жизни?

Вот почему и ныне говорю: организация — это дом и университет, рождающие героев. Один комсомолец, один член Союза социалистической трудовой молодежи Кореи, прошед­ший школу организационной закалки, уже обладает огромной силой, позволяющей победить даже сотню, тысячу врагов. Наш народ готов сражаться с врагом «один против ста» благодаря тому, что он получил закалку в своей организации. Наша Народная Армия готова воевать с врагом «один против ста», «один против тысячи» благодаря тому, что все воины в горниле, именуемом «организацией», закаляют себя идейно-политически, последовательно совершенствуют свою военно-техническую подготовку.

Из молодежи наших дней вырастают борцы, герои, револю­ционеры через ее организацию — ССТМ. Если в годы антияпон­ской войны комсомольская организация была школой для под­готовки профессиональных революционеров, то в наши дни организация ССТМ, можно сказать, является базой подготовки авангардного отряда строителей социализма. И сегодня, как в период антияпонской революции, молодежь идет на главный участок каждого фронта строительства социализма. ССТМ — надежный опорный отряд, который больше всего оберегает и любит наша партия. Там, где движется эта когорта, рождаются подвиги и чудеса. Каждое из величайших монументальных творений, ставших вечным достоянием нашей Родины, — напри­мер, Западноморский гидрокомплекс, Северная железнодоро­жная магистраль, проспект Кванбок, стадион имени 1 Мая, Мангендэский дворец школьников, Дворец тхэквондо — являет­ся олицетворением доблестного труда и подвига молодежи эпохи Трудовой партии. Вот почему любимцем нашего народа стал отряд молодых ударников «Скоростной бой».

Среди членов ССТМ, молодежи нашего времени повседне­вно рождаются прекрасные образцы коммунистической нравст­венности, вызывающие восхищение у всех людей. Жизнь дается человеку один раз: умрешь — больше не воскреснешь. А наши юноши и девушки ради жизни других не прочь пренебречь даже собственной. Многие девушки вышли замуж за солдат-инвалидов, решив до конца жизни быть их «руками и ногами». Их число так велико, что не перечислишь всех имен. Среди членов ССТМ была и та благородная девушка, которая еще незамужней взяла на себя роль матери сирот. В других странах молодые люди всячески стараются достать виды на жительство в столице, а наши юноши и девушки без колебания уходят из родной столицы на добровольный труд в деревню, на шахту, в места покорения суровой природы. Таких молодых людей хоте­лось бы, честное слово, посадить на циновки, сплетенные из золотых ниток.

Газеты, радио и телевидение сообщают о прекрасных при­мерах коммунистической нравственности молодежи наших дней. Каждый раз, когда узнаю об этом, я невольно перебираю в памяти огромнейшие усилия корейских коммунистов, вложен­ные в молодежное движение, размышляю о ССТМ — замеча­тельной наследнице его традиций. То, что среди молодежи нашего времени то и дело появляются прекрасные примеры, трогающие струны сердца всех людей мира, входит в заслугу ССТМ. Так можно оценить его дело. Большая армия молодежи, прошедшая школу организационной закалки, — это действи­тельно намного мощнее, чем атомная бомба.

На свете не найдешь более плодотворного, почетного дела, чем работа с молодежью. Если бы на мою долю выпало счастье снова начать свою жизнь и мне было дано право на новый выбор профессии, то я без оглядки окунулся бы в океан работы с молодежью, как в гиринские годы...

После роспуска партизанских районов мы снова послали немало подпольщиков во вражеские районы. Направляя своих людей в Аньту, Дуньхуа, Фусун, Чанбай, Линьцзян и другие места, мы в то время решили создать Ляоцзибяньский главный уком комсомола и активно вести подпольную работу с моло­дежью в районах, контролируемых врагом. Ляоцзибянь — это окраины Л яонина, Гирина и Цзяньдао. Кроме того, мы вынаши­вали далеко идущий замысел создать подпольные молодежные организации в первую очередь в Мусане, Капсане, Пхунсане, Хвэрене и других северных пограничных районах Кореи и дальше разветвить их сеть в Пхеньяне, Сеуле, Пусане и в других районах средней и южной частей страны.

Чтобы реализовать этот план, Чо Дон Ук, секретарь Ванцинского укома комсомола, проник во вражеский район в должности секретаря Ляоцзибяньского главного укома комсо­мола. 

Чо Дон Ук имел богатый опыт комсомольской работы. За участие в восстании 30 мая (1930 г. —ред.) он более года то­мился в Харбинской тюрьме, которая была в то время тюрь­мой №3 в провинции Гирин. Мне сказали, что за решеткой он учился китайскому языку, вступил в комсомол. Окончив только среднюю школу, он был довольно эрудирован и пытлив в обучении. Чо Дон Ук по поручению Нинаньского укома комсо­мола был направлен в отряд Армии спасения отечества и занимался комсомольской работой. Потом он, взяв с собой вооруженную группу из 40 с лишним человек, к сентябрю 1932 года перешел в Ванцин.

Первая моя встреча с ним состоялась, помню, осенью того года. Мы назначили его инструктором по комсомольским делам в отряде особого назначения под командованием Ли Гвана и причислили к этому отряду вооруженных людей из Нинаня. За семьей Чо Дон Ука были посланы бойцы в Северную Маньчжу­рию. Чан Ги Соб, его названный отец, был честным членом партии, за что его называли «батей-коммунистом».

Чо Дон Ук не только стал непосредственным очевидцем переговоров между мной и У Ичэном, но и вместе с Ван Жуньчэном активно помогал мне во время их проведения. После переговоров я направил его и Вана в объединенную канцелярию антияпонских отрядов в городок Лоцзыгоу.

Чо Дон Ук и Ван Жуньчэн побратались со связными офицерами китайских антияпонских отрядов из разных районов. Они даже сумели создать среди офицеров средних, младших рангов и солдатских масс ячейку компартии и первичную органи­зацию комсомола.

Работа в названной объединенной канцелярии еще более усовершенствовала мастерство Чо Дон Ука в политической деятельности. В зоне, контролируемой врагом, он нашел свою первую опору в Лянцзянкоу уезда Аньту. Здесь он, имея неболь­шой магазинчик, начал «бизнес». В торгточку заходили военно­служащие марионеточной армии Маньчжоу-Го, и с ними Чо Дон Ук очень умело вел работу. Побратавшись с пятнадцатью офицерами среднего, младшего звена и солдатами, он сумел завоевать на свою сторону целую роту. Рота, совершив по призыву Чо Дон Ука переворот, бежала в лес.

Чо Дон Ук пошел в Чэчанцзы, чтобы установить связь между партизанами и бунтовавшими солдатами, скрывавшими­ся в лесу. Но там леваки попытались его арестовать, заподозрив его в соучастии в «Минсэндане».

Позже он вспоминал, как все это было в то время:

— Тогда меня остановили эти леваки из ВМООК. Они допытывались: «Знаешь, Сон Ир оказался «минсэндановцем». Его казнили. А когда он был секретарем Ванцинского укома партии, ты работал под его руководством, был секретарем того укома комсомола. Сон Ир был «минсэндановцем», значит, и ты такой же, не так ли? Лучше бы тебе заранее выложить правду, пока не изобличим тебя сами». Так грозили. Я решил совершить побег. Мою решимость поддержала и товарищ Ким Чен Сук, которая подавала мне еду. Она дала мне и денег на дорогу. Только благодаря этому я вернулся в Лянцзянкоу, а потом уже с матерью переправился в Корею.

И после этого он продолжал работу с молодежью в различ­ных районах Кореи...

Дух Ким Чжина⁶ унаследовал Ли Су Бок⁷, пульс его сердца передался Ким Гван Чхору⁸ и Хан Ен Чхору⁹. По­добно этому жизненная артерия комсомола соединилась с демсомолом, а его эстафета теперь в твердых руках ССТМ. В ряде стран молодежь, учащиеся становятся головной болью для общества и, играя роль пособника контрреволюционеров, идут на разрушение памяти великих свершений, завоеванных дедовскими поколениями. А наша молодежь непоколебимо стоит твердыней и щитом в продолжении дела революции, начатого старшим поколением.

Сейчас в рядах ССТМ много миллионов юношей и девушек, беззаветно верных руководству товарища Ким Чен Ира. Их руками наша Родина XXI века станет более счастливым краем.

 ПРИМЕЧАНИЯ

5   «Тринадцать пуль» — прозвище одного партизана, охранявшего пост в Полынном Ущелье. Так называли его за то, что в него угодило 13 пуль в бою за оборону Сяованцинской базы от японских карателей (1933 — 1934 гг )

6   Ким Чжин (1912 — 1939) — командир Корейской Народно-революционной армии, участвовавший в антияпонской вооруженной борьбе, развернувшей­ся под руководством товарища
Ким Ир Сена. Первый в истории войн герой, закрывший своим телом амбразуру вражеского дзота. Совершив подвиг в бою под Дашахэ (уезд Аньту), партизан погиб.

7   Ли Су Бок (1933 — 1951) — Герой КНДР. Боец Корейской Народной Армии. Родом из Сунчхона (провинция Южный Пхеньан). Во время войны, развя­занной империалистами США и их южнокорейскими марионетками, в бою за взятие высоты «Безымянная», соединенной горной цепью с высотой 1211, этот 18-летний юноша закрыл своим телом амбразуру вражеского дзота и обеспечил успех атаки своего подразделения. Погиб в этом бою..

8   Ким Гван Чхор (1965 — 1990) — Герой КНДР. Офицер Корейской Народной Армии. В январе 1990 г. во время боевой подготовки накрыл своим телом нечаянно упавшую гранату за мгновение до взрыва. Погиб, но спас более десяти товарищей.

9   Хан Ен Чхор — Герой КНДР. Боец Корейской Народной Армии. В феврале 1992 г., когда ему шел 21 год, во время подготовки к военному учению накрыл телом гранату перед самым взрывом. Сам погиб, но спас товари­щей.