5. Рождение новых вооруженных сил

 

Внимание земного шара приковала к себе комиссия Лиги Наций по расследованию положения в Маньчжурии, которая только что прибыла в Японию с миссией выяснить причины события 18 сентября и ответственность за этот инцидент.

Но мы в то время, готовясь в районе Аньту к вооруженной борьбе, не очень интересовались подобной молвой и всякими предположениями, полностью отдаваясь военному обучению. Каждый день члены Общества женщин Сяошахэ, неся на головах деревянные корыта с обедом, взбирались на лесную поляну Туцидяня.

Обучение шло два дня. В первый день — теоретическая лекция, в следующий — обучение действиям. Я читал на полити­ческом занятий лекцию о линии и курсе корейской революции, выступил с темой о правилах и нормах службы партизанского отряда. Военной подготовкой в большинстве случаев руководил Пак Хун. Занятия у нас начались с таких элементарных вопросов, как действие в строю, сборка и разборка оружия, потом постепенно углублялись и перешли на тактические проблемы, такие, как организация напета и засады.

К тому времени Пен Даль Хван вместе с восемью молодыми добровольцами из Уцзяцзы попытались пройти в Аньту, но по дороге были арестованы японскими войсками и полицейскими. И их бросили в тюрьму. В первые дни после освобождения Кореи на встрече со мной старик Пен Дэ У очень сожалел, что его сын, так и не успев попасть в отряд, много лет промучился за решеткой.

Поэтому местная подпольная организация в Яньцзи больше послала в Аньту молодых добровольцев. Прослышав о нас, многочисленная молодежь пришла к нам сама, независимо от рекомендаций организаций.

Иной день, бывало, молодежь приходила к нам группами более чем в десять человек.

В то время на Северо-Востоке Китая было много разно­шерстных китайских антияпонских отрядов. В их числе — Северо-Восточная армия самообороны, Антигиринская армия, Антияпонская армия спасения отечества, Антияпонская добро­вольческая армия, Лесной отряд, отряд Дадаохуэй (Союз Боль­ших Мечей—ред.), отряд Хунцянхуэй (Союз Красных Пик— ред.) и т. д. Под антияпонскими отрядами подразумеваются национа­листические войска, образованные из патриотической части воинов, которая после японской оккупации Маньчжурии отдели­лась от старой Северо-Восточной армии под знаменем сопротив­ления Японии и спасения отечества. В них включились также чиновники и крестьяне. В общем всех их называют Армией спасения отечества.

Самой крупной частью среди них в Восточной Маньчжурии был отряд Ван Дэлиня. Одно время Ван Дэлинь, скрывшись в лесах районов Мулина и Суйфэньхэ, без всякого идеологиче­ского тезиса провел молодые годы в местном бандитизме как «герой зеленого леса». Потом со своими подчиненными причислился к Гиринской армии Чжан Цзосяна и стал офицером регулярной армии. До возникновения события 18 сентября он служил командиром 3-го батальона 7-го полка 3-й бригады старой Гиринской армии. В народе его отряд называли «старым третьим батальоном».

Ван Дэлинь, возмущенный предательством своего начальст­ва, немедленно поднял бунт и объявил сопротивление Японии и спасение отечества. Он со своими 500 с лишним солдатами вошел в лес и создал Китайскую национальную армию спасения оте­чества. Потом он, назначив У Ичэна командующим боевой части, начал сопротивление агрессивным войскам японского империализма.

В горной местности Южной Маньчжурии действовала Армия самообороны Тан Цзюйу, в провинции Хэйлунцзян отряд Ма Чжаньшаня сопротивлялся японским войскам, продвигавшимся к северу. В горный район Аньту хлынул отряд командующего Юя, подчиненный У Ичэну. Преследования этого отряда были крайне жестокими.

Твердолобые верхушки Армии спасения отечества не обла­дали достаточной силой политического суждения и проницатель­ного анализа вещей, чтобы понимать истину: корейская и китай­ская нации являются угнетаемыми народами, которым навязы­вают бедствия и страдания агрессоры — японские империали­сты; как китайцы не могут быть приспешниками японских империалистов, так и корейцы не могут стать псами японских самураев; как китайцы не могут быть врагами корейского народа, так и корейцы не могут быть врагами китайского народа. И к коммунизму они были слепо враждебны. Это объяснялось тем, что верхушка Армии спасения отечества в большинстве своем — выходцы из имущих классов. Руководство этой армии по своему усмотрению придумало формулу: «Корей­цы — коммунисты, коммунисты — фракционеры, фракционеры — холуи японского империализма». Взяв такую формулу за эталон, они без разбору преследовали и убивали корейских людей молодого и среднего возраста.

Не только японские империалисты, но и все Лесные отряды и Армия независимости выступили против корейских коммуни­стов, так что мы буквально попали в беспомощное состояние, окруженные со всех сторон врагами.

Отряд создан, но не легализирован. Нам, к несчастью, было суждено укрыться на задворках. Выйди из темного угла и радуйся свету. Но нельзя было явиться на свет. Все жаловались и сетовали: сидим, мол, на задворках чужого дома, и то не в военной, а в гражданской форме, мы каждый в своем углу только возимся с маузерами, а когда же будем драться с япошками? Да мы и скрылись-то только в поселениях корейцев, больше девать­ся было некуда. Только под покровом ночи тайком ходили мелкими группами.

В те дни нам приходилось избегать не только японских солдат, но и Армии спасения отечества и даже недобитых солдат Маньчжурской армии. Сторонились мы и реакционеров и части корейских националистов, которые враждовали с коммуниста­ми. Открыто явись — бах! бах! И еще: хулиганство. Мол, явились коммунисты. Просто беда была от них всех. То же самое было и в Яньцзи, Хэлуне, Ванцине, Хуньчуне.

Партизанам надо действовать легально. Пусть они среди бела дня шествуют с песнями, встречаемые приветствиями масс, пусть пропагандируют свои идеи и цели в людях, тогда дело у нас пойдет на лад, тогда все познают смысл боевой жизни. Но так поступать было не позволено. И нам это было просто обидно и досадно.

Самый серьезный вопрос в разговоре был таков: верно или ошибочно коммунистам пожимать руки китайским национали­стам? Не одного, не двух брало такое сомнение: как это так? Верхушка Армии спасения отечества — выходцы из имущих классов, эта армия выражает интересы помещиков, капитали­стов и чиновников, и если мы, коммунисты, пожимаем им руки, то это не означает ли отказ от классовых принципов и компро­мисс с ними? Отношения с этой армией, говорили они, можно временно улучшить, но нельзя устанавливать с ними союзниче­ские отношения, а их враждебные акты надо подавлять силой.

Мы настаивали вот на чем. Надо твердо стоять на позиции, что Армия спасения отечества хотя и имеет ряд ограниченностей, но может стать нашим стратегическим союзником в антияпон­ской войне, исходя из общности целей борьбы и положения, и что нужно не только улучшать отношения с ней, но и сформировать с ней совместный фронт. Проблема эта касалась совместного фронта двух вооруженных сил, имеющих разные идеологии и идеалы. Такой вопрос в то время был выдвинут впервые и вызвал бури сложнейших дискуссий.

Через связных мне не раз доложили, что Ли Гван в части Тун Шаньхао ломает голову над работой с ее солдатами — бойцами Армии спасения отечества.

Не только в Цзяньдао, но и во всей Маньчжурии коммуни­сты и партизаны переживали на душе за скандалы Армии спасения отечества.

Гипотеза эта была вынесена на обсуждение товарищей. По этому вопросу шло собрание целый день в доме Ким Чжон Рёна в Сяошахэ, где находилась штаб-квартира парторганизации. Со­брание это сейчас называют Сяошахэским совещанием. Собра­ние было необычайно жарким и острым. Ставился вопрос: возможно или невозможно, выгодно или невыгодно действовать в части Армии спасения отечества как отряд особого назначения? С самого утра до поздней ноченьки кричали, дискутируя, до боли в горле. Не говоря уж о любителях курения, даже некурящие свертывали самокрутки и пускали изо рта густые клубы табачно­го дыма, что ел мне глаза, и я просто от него задыхался. И сейчас я помню ту муку. В то время сам-то я не курил.

На совещании было решено направить делегата в часть командующего Юя на переговоры с Армией спасения отечества. Подходящим посланником выбрали меня. Впрочем, нет, меня не мои товарищи избрали, а я сам добровольно пожелал туда пойти.

Среди нас не было особы такой категории. Для встречи с командующим Юем нужно было избрать человека солидного возраста. Но такими были у нас только Пак Хун, Ким Иль Рён и Ху Цзэминь. Ким Иль Рён был старше меня более чем на десять лет, но он плохо знал китайский язык. Остальные были 18 — 20-летними молодцами, которые только что окончили школу, как Чао Яфань.

— Почему убьет меня командующий Юй, если я туда пойду?

В ответ услышал:

Под инцидентом с отрядом Гуаня подразумевается собы­тие, когда секретный партизанский отряд Ли Гвана разоружил в Ванцине антияпонский отряд Гуаня. Это событие заметно ухуд­шило отношения между партизанскими отрядами и Армией спасения отечества, создало более трудную ситуацию для дейст­вия партизан. Связной из Ванцина доложил, что после этого события Армия спасения отечества приняла там меры для возмездия — были арестованы и расстреляны несколько парти­зан. К тому времени и товарищ Ким Чак чуть было не погиб от рук солдат Лесного отряда в Северной Маньчжурии.

Я убедил товарищей:

И вот я отправился к командующему Юю, взяв с собой Пак Хуна, Чэнь Ханьчжана, Ху Цзэминя и еще одного молодого китайца. Это был, конечно же, путь к авантюре, не было никакой гарантии безопасности собственной жизни.

По дороге в Дашахэ мы столкнулись с отрядом части командующего Юя. Отряд численностью в сотни человек тор­жественно и грозно шествовал к нам, распустив знамя с над­писью «Командующий Юй», как о подобном мы читали в книге «История троецарствия». Слухи о них в то время были громки­ми, ибо недавно часть Юя разгромила в Наньхутоу японские войска и захватила у них даже пулемет.

Я все время шел вперед, и остальные четверо по моим бокам шли в ногу со мной.

И они, нисколько не задумываясь, сразу собирались нас арестовать.

— И мы тоже, как вы, боремся против самураев, зачем же вы хотите нас арестовывать?

Я без колебания ответил, что кореец, и, указывая на Чэнь Ханьчжана и Ху Цзэминя, сказал, что они китайцы.

Я принял грозный вид, и они, немного смягчившись, проси­ли следовать за ними.

Тут я столкнулся с неожиданностью, — в избу вошел мой бывший учитель Юйвэньской средней школы Лю Бэньцао. В школе он одно время преподавал иероглиф, потом учительство­вал в Вэньгуанской и Дуньхуаской средних школах. Он был в близких отношениях и с учителем Шан Юэ, хорошо знаком и с Чэнь Ханьчжаном. Это был человек доброй души, большой эрудиции, он рекомендовал нам в школе много хороших книг, сам сочинял хорошие стихи и любил декламировать их перед воспитанниками. Поэтому мы, ученики, очень любили и уважали его.

Лю Бэньцао, не скрывая радости и удивления, начал осы­пать нас вопросами:

Я коротко объяснил, что произошло. Выслушав меня, учи­тель мой громко сказал подчиненным:

Оказалось, он покинул кафедру, когда японские войска ринулись в Маньчжурию, и сейчас служит начальником штаба у Юя.

— Страна погибает — и я не утерпел и надел военную форму. Мои подчиненные, видите, такие невежественные, ничего не знают. Вот вместе с такими приходится сражаться. Мучит меня не одно, не две. Не хотите, ребята, работать вместе с нами?

Я обратился к Лю Бэньцао:

— Да, ничего не скажешь, это правда. Я все уговариваю: прекратите скандалы. Но все идет так же. Какие невежды! Не знают, что такое компартия. Чего плохого в том, что компартия против японских империалистов? — негодовал и Лю Бэньцао.

После обеда мы с Лю Бэньцао отправились в уездный городок Аньту.

— Вы идете пешком, а мне ехать на коне неудобно. Вместе пойдем пешочком и по дороге поговорим...               

Вижу: почти каждый солдат антияпонского отряда был с нарукавной повязкой с надписью иероглифами: «Бупасы бужаоминь!» Смысл этой надписи: «Не бойся смерти, не вреди на­роду!»

В тот день мы с помощью Лю Бэньцао смогли без особого труда встретиться с командующим Юем. Оттого ли, чтобы не скомпрометировать авторитет начштаба, Юй принял нас при­лично, обращался с нами как с гостями высокого ранга. Так доброжелательно поступали они, возможно, потому, что хотели держать нас у себя на службе, заранее узнав о нас. Ведь все мы были молодого возраста, выпускниками средней школы, умели делать все: и выступать с речами перед массами, и писать воззвания, и обращаться с оружием.

Я не на шутку попал в тупик: сам пожелал создать свою армию и легализовать ее, а вот командующий предлагает мне возглавить агитпропгруппу! Откажусь — Юй, несомненно, оби­дится. Да это затруднит и положение Лю Бэньцао.

Юй был очень доволен и тут же на месте велел подчиненно­му написать приказ о моем назначении.

Вчера мы укрывались на задворках чужого дома, а теперь при помощи Лю Бэньцао проникли в самую сердцевину части командующего Юя. Сравнивая перемены вчера и сегодня, на душе у меня стало даже приятно.

— Вот беда! Ваши солдаты опять захватили целую группу корейцев. Какие они там прояпонцы?! Нет там никаких прояпонских душ. Надо же узнать, есть ли среди них холуи самураев или нет. А потом уж прошу и принимать решение.

— Пойди ты, Сон Чжу. Тебе мы верим.

 — Ты сам, Сон Чжу, умелый оратор, тут мне незачем выступать с речью. Выйди один, — сказал Лю Бэньцао, отмахи­ваясь от меня.

— Но я же буду говорить по-корейски, как же поймут меня ваши почтенные китайцы? Может быть, у них зародится сомне­ние, что я агитирую корейских юношей не без провокации.

— Ты, полагаю, будешь всего-навсего пропагандировать коммунизм. Ну и пускай, это ничего. Я за тебя ручаюсь. Говори спокойно и свободно...

— Если понадобится, то надо пропагандировать и комму­низм. Чего там плохого?

Еще в Юйвэньской средней школе я и учитель Лю Бэньцао сблизились друг с другом без всякой утайки души. Когда я в Гирине ходил в школу, он от всей души заботился обо мне.

В ту минуту Лю Бэньцао подмигнул мне одним глазом:

Выслушав начальника штаба, Юй разъяренно крикнул:

Предвзятость Юя к корейцам была более жестока, более слепа, чем предполагалось. Не менее упрям был у него и ошибочный взгляд на коммунистов.

— Откуда вы, господин командующий, знаете, что компар­тия такая плохая? Из книг или по слухам? Если это не так, то зачем вы ненавидите коммунистов?

Его ответом я был ошеломлен, но на душе у меня улеглось: «Теперь дело пошло!» Зародилась уверенность в том, что могу развеять у него это недоумение, ведь оно порождено не собствен­ным опытом, а по слухам.

Рядом стояли коммунисты Чэнь Ханьчжан и Ху Цзэминь, да и нас поддерживал начальник штаба. Оказалось, сам командую­щий Юй был в нашем окружении.

— Отчего же убивать эту молодежь, господин командую­щий? Жалко. Им же мы не сразу поручим оружие, но каждому по одному копью дать можем. Не понадобится ли пускать их в дело как ударников? Давайте проведем эксперимент, как они сражаются с японцами, хорошо или плохо. Бьются здорово, лучше некуда. А послать их на тот свет — это просто бессмы­сленно.

— М-да, ты прав! Ну-ка иди ты, начальник агитпропгруппы, разреши этот вопрос.

Когда я явился перед ними, меня колол их гневный взгляд. Их, пожалуй, взяло сомнение: вот, мол, он, тряпка, подручный вассал Юя.

— Скажите, кто из вас слыхал имя Ким Сон Чжу?

— Мы слыхали имя Ким Сой

— Так вот перед вами Ким Сон Чжу. Я здесь, в части командующего Юя, служу начальником агитпропгруппы. Толь­ко что командующий Юй поручил мне узнать вот что: хотите ли вы сражаться вместе с Армией спасения отечества или нет? Скажите, пожалуйста, сражаться вместе с нами хотите?

— Давайте их возьмем и дадим им воевать с японскими войсками.

Теперь перед нами — более широкая дорога, дорога к формированию совместного антияпонского фронта.

Этот интриган все время науськивал Юя к преследованиям коммунистов. Вот он и зашумел: без проверки сразу принять в часть 70 — 80 новичков — дело легкомысленное, вряд ли не имеется среди них прояпонский элемент. Не удержав скандали­ста, мы опять столкнулись бы с новой большой трудностью.

— Я слыхал, что в части служит один кореец; Зачем вы его скрываете?     

Юй переспросил:                         

Я первым поздоровался:

Он тоже представился и говорит:

Он осмелился позволить себе сказать о своей нации, называя себя корейцем. Я, не упустив шанса, в упор ему сказал:

Мой собеседник внимательно посмотрел на меня и сказал:

Командующий Юй с довольной улыбкой наблюдал, как заканчивается наша беседа в доброжелательной обстановке.

— Раз вы доверяете мне, не можете ли передать мою должность как шефа агитпропгруппы кому-то другому, скажем, Ху Цзэминю, по совместительству, а мне дать право собрать корейцев и командовать их отрядом?

Командующий Юй поинтересовался: 

— Об оружии прошу не беспокоиться. К вам, господин командующий, руки за помощью не протянем. Мы захватим оружие у врага и будем вооружать отряд за счет врага.

— Ну ладно. Создавай свой отряд. Оружие-то дать могу, а потом что будет, если вы повернете дуло этого оружия на нас?

Юй отмахнулся и расхохотался: мол, ты что, начальник агитпропгруппы, мою шутку принял за правду?

Стоявший рядом Лю Бэньцао предложил:

С его предложением согласились все — и командующий Юй, и я.

Я, взяв под руки Чэнь Ханьчжана и Ху Цзэминя, вышел из комнаты командующего. Мы говорили друг другу: «Победа!», «Большая удача!» — и всю ночь погуляли вокруг городка.

Я первый раз в жизни брал в рот сигарету и силился вдохнуть в себя табачный дым. Но вот беда — задохнулся и долго-долго чихал. Все хохотали — и Ху Цзэминь, и Чэнь Ханьчжан, и я сам тоже.

Вернулся я в Сяошахэ и сообщил ребятам, что переговоры прошли удачно. Мои товарищи, поздравляя меня, тут же посади­ли меня «на коня» — на свои плечи и хлынули из маленькой комнаты. На улице мы на всю деревню прокричали три раза «У-ра-а!»

Ким Чхор (Ким Чхор Хи), покачивая рукою поющего, недоуменно спрашивает:

— Не знаю сам, почему. Сам не заметил — взял да и вылился вдруг изо рта этот «Ариран». Знаешь, дружок, ведь позади у нас было так много горестей и трудностей.

Слушая его, я не мог не погрузиться в глубокое размышле­ние. Да, он правильно сказал, — сколько нам до этого дня пришлось одолеть перевалов испытаний! Жизнь Ким Иль Рёна буквально была средоточием этих громадных испытаний. Сна­чала он как боец Армии независимости бросился в волны националистического движения, потом окунулся в движение коммунистическое. Куда только не заносила его судьба! Жил и в Корее, и в Маньчжурии, и в Приморье. Вздыхал, проливал много слез — вся жизнь была полна горестей.

Если тогда на нашем пути нам не случилось встретиться с учителем Лю Бэньцао, то куда занесла нас игра судьбы? Какая участь постигла наш партизанский отряд? И сейчас, размышляя об этом, я от всей души преподношу безмолвную благодарность уже покойному моему учителю.

— Ну вот теперь мы друг другу не враги, а братья, дружественные войска, вместе будем бороться против захватчи­ков — японских империалистов.

Успешные переговоры с командующим Юем позволили нам легализовать существование и действия партизанского отряда и иметь свою союзническую армию, которая во взаимодействии с нами может развернуть сопротивление захватчикам — японским империалистам. Удача этого диалога убедила нас в том, что великий смысл патриотизма, любви к своей нации позволяет нам сформировать единый фронт даже с националистами чужой страны, имеющими иные идеи и идеалы, развернуть вместе с ними совместную борьбу.

Вернувшись в Сяошахэ, я встретился с Ли Гваном, который ломал голову над работой с Армией спасения отечества в районе Ванцина. Я ему подробно рассказал, как проводились перегово­ры с командующим Юем и как мы создали корейский отряд особого назначения. А потом я дал ему задание: с учетом опыта, оправдавшего себя в Аньту, немедленно организовать в Ванцине отряд особого назначения.

Под отрядом особого назначения подразумевается тот спе­циальный отряд, который образован из корейцев. Среди корей­ских отрядов только те, которыми командовали я и Ли Гван, действовали открыто во взаимоотношениях с Армией спасения отечества.

После создания таких отрядов мы активно проводили подготовку к скорейшему основанию Антияпонской народной партизанской армии путем расширения и переформирования отрядов.

В те дни некоторые товарищи были обеспокоены малочи­сленностью выходцев из рабочих в составе партизанского отря­да. Изучили более 100 записавшихся добровольцами, и оказа­лось, что они в большинстве своем были учащимися и крестьяна­ми по происхождению. Сделав большие глаза, иные выразили сомнение: «Малочисленность рабочих не является ли наруше­нием принципа марксизма-ленинизма в создании революцион­ной армии? Не станет ли этот факт причиной перерождения революционной армии?»

И при разработке системы командования мы не абсолюти­зировали готовые формулы, учли особенности и требования партизанской войны. Определили строение и штатный состав отряда в таком направлении, чтобы больше было воюющих — исполнителей команды, чем командующие. Так сказать, систему командования максимально упростили. Стало быть, в штатном составе отряда не было специальной интендантской службы и ее начальника. Готовили всех и каждого к тому, чтобы они сами и кашу себе варили, и стирали белье, и шли в бой, а порой и работали в подполье, если это необходимо.

Только во время второй мировой войны мне удалось до­стать сочинение Клаузевица «О войне». Я легко понял идею автора, что надо упростить систему командования, чтобы стало больше воюющих.

Партизанское обмундирование было сшито из ткани защит­ного цвета, окрашенной соками дуба. К левой стороне груди прикреплен пятиконечный лоскуток ткани красного цвета, на котором написан номер роты. Было решено прикрепить к фуражке красную звезду и повязать ноги гетрами белого цвета. Шла последняя работа по созданию партизанской армии. Про­сто было приятно заканчивать каждую из деталей обмундирова­ния будущей армии.

В то время моя мать была тяжело больна. Но она, страдая от болезни, вместе с членами Общества женщин вложила всю душу в шитье военной формы — вела не только закройку, но сама и крутила швейную машину.

После собрания желающие вступить в отряд собрались в Люцзяфэньфане (Фацайтунь) — на подступе к Саньдаобайхэ. Потом они опять собрались в Сяошахэ. Молодых добровольцев было более 100 человек. Не все фамилии и имена бойцов помню сейчас, кроме Чха Гван Су, Пак Хун, Ким Иль Рён (из Сяошахэ), Чо Док Хва (из Сяошахэ), Рябой (прозвище, из Сяошахэ), Чо Мен Хва (из Сяошахэ), Ли Мен Су (из Сяошахэ), Ким Чхор (Ким Чхор Хи, из Синлунцуня), Ким Бон Гу (из Синлунцуня), Ли Ен Бэ (из Синлунцуня), Квак х х (из Синлунцуня), Ли Бон Гу (из Саньжэньфана), Пан Ин Хен (из Саньжэньфана), Ким Чжон Хван, Ли Хак Ён (из Кореи), Ким Дон Чжин (из Кореи), Пак Мен Сон (из Яньцзи), ан Тхэ Бом (из Яньцзи), Хан Чхан Хун (из Южной Маньчжурии).

Мы устроили на лесной поляне Туцидяня церемонию по случаю основания Антияпонской народной партизанской армии.

На поляне горки, окруженной лиственницами, выстроились по подразделениям ряды бойцов в новой форме, с оружием. В одной стороне поляны стояли и шумели жители из Сяошахэ и Синлунцуня.

Я довольным взглядом окидываю строй бойцов — полно­кровной и славной молодежи. У меня в памяти роились, как плавающие облака, всякие воспоминания. Чего только не стоило создание этого вооруженного отряда! Какой далекий путь прош­ли наши товарищи, сколько проводили собраний, сколько раз произносили речей, сколько перевалов одолели! Сколько было у нас горечи и жертв! АНПА создана ценой неутомимых усилий, слез, кровопролития и жертв многочисленных товарищей. Это было бесценным детищем нашей революции!

Вот я объявляю создание АНПА — и вмиг бойцы во весь голос закричали «Ура!», среди жителей раздался гром аплоди­сментов.

На марше стал запевалой Ким Иль Рён, один из командиров АНПА.

После парадного марша отряд вернулся в Туцидянь. Чха Гван Су и Ким Иль Рён побежали в наш дом и подняли с постели больную мою мать.

Вот и у нее наконец глаза повлажнели.

Голос был взволнованным. В ту минуту она, может быть, совсем забыв о себе, о своем труде, вложенном в наши дела, думала о стремлениях и желаниях моего отца, который умер с завещанием о возрождении Родины, вспоминала обо всех погиб­ших патриотах страны...

    Весна 1932 года созревала в неумолкающих громах выстре­лов великой антияпонской войны.

 

  

Назад                              Содержания                              Вперед

Hosted by uCoz